Алекс стоит у грузовика, растирая запястья, щурясь от яркого солнца — отвык — и смотрит, как Юрис разжимает кулак. С ее ладони с победным гудением срывается крупная зеленая муха.
— Я готова, — Юрис подхватывает туго набитый рюкзак.
— Летите, дети, — говорит сержант. — Удачной ссылки, парень. Гляжу, скучно тебе не будет.
Задвигается тяжелая дверь. В трюме полутьма, да и некому смотреть, как Алекс притягивает девушку к себе на колени.
Кажется, они уже взлетели, а впрочем, какая разница?
— Это действительно ты, — шепчет он. — Сумасшедшая.
— Это действительно я. Сам такой… Что ты делаешь, Алекс, погоди!
— Проверяю, может, ты мне снишься.
— Перестань, подумай: мы прилетаем в Норикию, эти мордовороты открывают дверь, а у меня майка порвана! Аккуратнее, мы теперь бедные люди.
— Я не могу думать, — неразборчиво отвечает он куда-то в ее ключицу. Потом, видимо, до него все же доходит, и ладонь на ее груди замирает.
— Ты сказала — в Норикию?
— Да. Здорово я придумала?
— Ты придумала? — он поднимает голову, пытаясь рассмотреть в полутьме ее лицо. — Как это понимать, Юрис Бассианус?
Она смеется, наклоняется, находит его губы. Довольно долго они не могут говорить. Наконец она вздыхает, сворачивается в его руках, опускает голову ему на плечо.
— Им было все равно. Приговор предусматривает расстояние, а не направление. Папу спросили: куда? Я сказала: в Норикию. Они не возражали. Я написала майору Валке — ведь ты помнишь майора Валку? — и он присмотрел нам жилье.
— Боги… Юрис! Юрис, милая…
— Я не хотела ждать больше ни дня, Алекс Роу. С таким, как ты, никогда не знаешь, что будет завтра.
— А твой отец? Что он сказал?
— Что если его дочь так хочет расшибить себе голову, он не может ей препятствовать. Но подобное поведение ничто не может оправдать, и согласия на брак он не дал.
— И?.. — голос Алекса вздрагивает.
— И поэтому я собираюсь вопиюще нарушать приличия с тобой, Алекс, без всяких обязательств. Никто не может запретить мне быть твоей, если мы закроем за собой дверь.
— Ох, Юрис, ты все-таки сошла с ума.
— Это ты виноват. Зачем ты такой?
— Какой?
Она гладит пальцами его щеку.
— Такой.
Машина кренится, заходя на посадку, и когда мордоворот откатывает тяжелую металлическую дверь, майка одернута, пуговицы застегнуты, волосы поправлены. Алекс выпрыгивает на жухлую рыжую траву, вытаскивает рюкзак, помогает выбраться Юрис.
— Удачи, — говорит мордоворот, забираясь в кабину.
— Спасибо, — машинально отвечает Алекс.
Он снимает изуродованный форменный китель и бросает его на землю, вскидывает рюкзак на плечо, берет Юрис за руку.
— Куда мы теперь?
Она вытаскивает из бокового кармана серых полотняных брюк сложенное вчетверо письмо и плоский блестящий ключ.
— Домой, — отвечает она.
Маленький старый домишко на глухой городской окраине. Штакетник, чахлая клумба у крыльца.
Они останавливаются на верхней ступеньке. Ключ вздрагивает в ее руке.
— Юрис, — тихо говорит он. — Посмотри на меня.
Она поднимает взгляд.
— Сейчас? — спрашивает он.
В ее глазах загорается темное пламя.
— Сейчас, — хрипло отвечает она. — Немедленно.
Они входят и плотно закрывают за собой дверь.
— 60-
Пыльное солнце, серые дома, серые скалы, хилая зелень, горькая вода.
Небо.
Счастье.