Двенадцать добровольцев — бывших городских стражников, а теперь учеников царского охотника, методом проб и ошибок под его авторитетным и шумным руководством снимали шкуры и разделывали туши. Процесс, спотыкаясь и пробуксовывая, всё же двигался к завершению.
Двое заканчивали сооружать волокуши, на которых шестеро назначенных курьеров потащат мясо в город сразу, как только потрошение и раздевание добычи будут закончены. Остальные останутся, и утром с первым светом снова выйдут на охоту.
Царевна и Кондрат переглянулись.
Восемь кабанов и три лесных бычка, конечно, хорошо, но день выдался солнечный, до заката оставалось еще пара часов, и если уйти совсем недалеко, просто посмотреть, что там, в нехоженой еще стороне, то если повезет…
Сойкан, незаметно оказавшийся рядом, перехватил оценивающие взгляды, устремленные в лес, и как бы невзначай изрек в пространство, задумчиво растягивая слова:
— Знаю я к северу одно место недалеко от проклятой деревни — там дубов, что крапивы в твоем огороде. Кабаны там частенько бывают — жируют…
— Дотемна успеем обернуться? — с сомнением склонил голову Кондрат.
— Должны, — важно кивнул бывший браконьер, явно наслаждаясь новой для него ролью официального охотника короны, персоны значительной и облеченной властью. — А ежели и подзадержимся, то не заплутаем. Я здешние места как свой огород знаю.
— Веди, — загорелись азартом глаза Серафимы.
Сойкан неторопливо отдал последние распоряжения благоговейно внимающим каждому его слову ученикам, которые еще несколько дней назад схватили бы его и упрятали за решетку, попадись он им на глаза в недобрый час, повесил на плечо колчан, свистнул Рыка и зашагал в дышащий сыростью и холодом лес бесшумным пружинистым шагом.
Не прошло и получаса, как Рык заволновался, ткнулся носом в бурую листву и довольно заурчал. Костей остановился рядом с псом, наклонился, сделал шаг вправо, два шага влево, три вперед, потом вернулся и снова повернулся вправо…
Или он пытался изобразить странную смесь вальса и ча-ча-ча, или…
— След? — осторожно выглянула царевна у него из-за плеча.
— Угу, — кивнул костей, не отрывая глаз от упругого, покрытого влажной коричневой листвой танцпола.
— Медведь?
— Угу.
— С медведем нам не по пути, — покачал головой Кондрат.
— Маленький… — себе под нос, словно продолжая прерванный разговор, стал говорить охотник. — Года нет.… Один… Стрелой завалить можно, если знаешь, куда и как…
— Да много ли с полугодовалого медведя возьмешь? — с упрямым сомнением нахмурился Кондрат.
— Это ты зря, — улыбнулась царевна. — Полугодовалый медведь — это не только малахай, но и пятьдесят-шестьдесят килограммов ценных мясопродуктов.
— Может, лучше кабанов поищем? — не уступал гвардеец. — Хороший кабан потянет кило на сто пятьдесят. И кожаную куртку.
— Поздно уже кабанов искать, — охотник поглядел на быстро темнеющее низкое небо, упершееся, казалось, в верхние ветки деревьев и только поэтому не падающее на пологий склон Сорочьей горы. — А этот след свежий, разве что не теплый. И получаса не прошло, поди, как твой малахай, царевна, тут прошел. Рык, след!
Барбос уткнулся мокрым носом в невидимый отпечаток прошедшего тут зверя, фыркнул, чихнул и устремился резко в бок.
— Айда за медведем!.. — не дожидаясь согласия друга, Серафима наложила стрелу на лук и с пылом доброй гончей устремилась по едва заметному в сумерках следу вслед за лайкой.
Одинокий мишук, казалось, не знал, что значит ходить по прямой: отпечатки его лап то петляли по кустам, то выписывали кренделя вокруг деревьев, то виляли от пня к сухостоине и обратно…
Какую-нибудь девицу, имеющую высшее образование по домоводству и ученую степень по рукоделию, его блуждания наверняка натолкнули бы на идею нового узора для кружева или вышивки, и она покорила бы им сердце прекрасного принца или практичного оптовика.
Сеньку же, искренне считающую, что домоводство — это наука о домовых, что рукоделие — это всё, что делается руками, включая колку дров и мытье полов[10], и которую принцы не интересовали в принципе, потому что одно чудо в короне у нее уже имелось и никого другого ей не надо было, бестолковое петляние глупого медвежишки только раздражало.
— Ну вот чего бродит, чего бродит.… А то не понимает, что ночь на дворе, холодина, и людям под крышу пора и жрать охота…
— Давайте вернемся, — быстро предложил Кондрат. — Ну его…
Но не успели царевна и костейский охотник всерьез задуматься над его идеей, как след оборвался, упершись в дуб.
Рык поднялся на задние лапы, упершись передними в ствол дерева, и звонко залаял.
На темных бороздах коры выступали косые светлые полосы.
Все трое, не сговариваясь, задрали головы и присвистнули.
— Ёлки-моталки… — тоскливо выразила общее мнение Серафима, разглядывая равнодушно зияющее чернотой дупло метрах в пяти от земли с бессильным раздражением уставшего человека, неизвестно зачем наматывавшего круги в полутьме по бурелому и буеракам последний час, и которого ожидает дорога домой по той же самой полосе препятствий. — У-у-у, малахай криволапый…
Дуб был основательный, толстый, надменно-неприступный, как и полагалось приличному дубу в любом уважающем себя дремучем лесу. Первые сучья начинались немногим пониже дупла. Последние терялись на фоне сонно темнеющего неба и, не исключено, уходили в стратосферу и дальше.
— Хитрюга… — то ли осуждающе, то ли одобрительно покачал головой Сойкан, подобрал с земли корягу и постучал по стволу. Звук был глухой, плотной здоровой древесины, простоявшей под солнцем лет сто, и собирающейся продолжать в том же духе еще лет двести как минимум.
Он подпрыгнул и ударил по коре суком в паре метров от земли — с тем же результатом.
— И там не трухлявый…
— А если еще постучать, может, выскочит? — озарило царевну, которая все еще не могла простить безвестному косолапому безрезультатную прогулку и замаячившее бесславное возвращение в лагерь.
— Может и выскочит, — задумчиво согласился Сойкан, бережно повесил колчан на ближайший куст, ухватился покрепче обеими руками за корягу и начал со всей дури лупить ею по дереву — только брызнули во все стороны сухие сучки и ошметки коры.
Пес на каждый удар хозяина отвечал россыпью заливистого лая.
Хоть бессовестный медвежка и остался равнодушен к тактическим изысканиям охотников, но кое-кого в чаще на Сорочьей горе они все-таки заинтересовали.
И он захотел узнать о них получше, и желательно из первых рук.
