– И реки, и моря?
– Выкипели и высохли! – небрежно ответил Двадцатый, прыгая на одной ножке – наступил в горячий суп, – зато у нас всегда светло! У нас есть второе Солнце!
– Зачем второе? – ужаснулась толпа, с других костров стали подтягиваться все новые и новые зеваки, – ведь и единственное для всех сияет равно!
– Энергия! – многозначительно ответил молодой землянин.
– Коль света нет внутри, то и снаружи Солнца мало! – печально произнес старик, укоризненно покачав седой головой, – внутри нашей планеты, в пещерах темных и глубоких, пылает сердце храброго Неливера – источник чистейшей энергии! Он сердце здесь свое гореть оставил! Вот это истинное Солнце! Благодаря ему живет планета!
– Это мы уже проходили! – ответил Двадцатый, снова переваривая полученную информацию о вечном двигателе, – чье сердце? Что такое сердце?
– И вы, земляне, счастливы на своей мертвой Земле? – тихо спросил высокий белобрысый парень.
– Он же насквозь седой, видать, там одни неурожаи!
– Что?! – снова не понял Двадцатый, не понимая, что значит счастье.
– Покажи нам землянина! – крикнул кто-то из присутствующих, раздались одобрительные возгласы, – землянина!
– Без проблем! – услужливо ответил Двадцатый, нетерпеливо тыкая указательным пальцем в мерцающий экранчик, вскоре, прямо над костром появилось озадаченное лицо юноши с выпученными голубыми глазами и ярко-малиновыми волосами, стоящими дыбом.
– Эй, Третий! Брат! – закричал ему Двадцатый, – давай рули сюда, скот! Я тебя утилизирую!
Красноволосый парень чуть не выпал из кресла, он приблизил свое лицо вплотную к экрану и дикими глазами смотрел на окружающих. Он не замечал лиц, зато надолго запомнил кольца с камнями, золотые кубки и серебряную посуду.
– Ты... ты утилизирован? – дрожащим голосом спросил Третий, рассматривая при свете пламени довольное раскрасневшееся лицо Двадцатого, чувствуя от экрана тепло, дым костра и запах жаренного мяса, – ты... мертв?
– Да, я утилизирован! И жду тебя! – засмеялся Двадцатый, – записывай координаты, гад, и дуй сюда!
– Макс! – послышался из толпы звенящий голос Тилля, – Макс! Вот ты где!
– Внучок! Оденься – замерзнешь! – заахала подоспевшая к костру бабушка.
На этом трагическом моменте Двадцатый предпочел разорвать связь, и экран, витавший в воздухе, погас.
– Макс! Почему ты сбежал? – недоумевал Тилль.
– И блинков совсем не поел! – добавила старушка.
– Я..ээ! – начал Двадцатый, краснея, ему стало стыдно за себя – в толпе пробежал смех, – я... спешил...
Он уже хотел кинуться бабушке на шею и, рыдая, как ребенок, просить за все прощения, как, вдруг, заметил огромную зеленую когтистую лапу, тянущуюся к его прянику. К слову сказать, лапа никому не принадлежала и была протянута прямо из ночного воздуха. На одном из толстых пальцев было надето золотое кольцо с дорогим кроваво-красным камнем.
– Это частная собственность! – закричал Двадцатый и с силой ткнул в непрошенную лапу вилкой со всего плеча.
Послышался страшный рев, моментально из темноты возник огромный зеленый великан-орк во всеоружии. Он, кое-как прикрываясь обрывками мантии-невидимки, пришел на праздник полакомиться своими любимыми медовыми пряниками. Толпа бросилась врассыпную, женщины отчаянно визжали, мужчины хватились за оружие.
Что было дальше, Двадцатый не помнил – от переизбытка алкоголя в крови и внезапного испуга, его буйная голова закружилась, резвы ноги подкосились, и он грохнулся в глубокий обморок, второй и последний за тот вечер.
Очнулся он в следующий полдень, лежа на печи под тем же цветным одеялом, что и раньше. На этот раз рядом сидела добрая старушка, у ее ног терся большой, хорошо знакомый Двадцатому по пышному хвосту, рыжий кот.
Глава шестая, утро добрым не бывает. Командировка в центр
– Ох, и долго ты спишь, внучок! – улыбнулась ему бабушка Тая, тысячи солнечных лучиков-морщинок разбежались вокруг ее добрых глаз, – вставай завтракать скорей!
– Голова...ох, чтоб я сдох! Но...у меня не хватит баллов за все заплатить! – взволнованно произнес парень, вспоминая события последних суток и моментально вскакивая на печи, – за что вы все так добры ко мне?
– Неужели, ты б нам не помог, будь мы твоими гостями на Земле? – спросила старушка, и видя, что Двадцатый густо покраснел, добавила, – не смущайся, внучок, наступит твой день и час, когда только ты один спасешь всех нас...
Двадцатый вздрогнул, в ужасе передернув плечами от одной мысли, и спрыгнул с печи – за большим, накрытым белой скатертью столом сидел высокий статный юноша в нарядном изумрудном кафтане. Улыбаясь, он уплетал за обе щеки румяные пирожки, прихлебывая парным молоком.
– Кто это?! – недовольно спросил Двадцатый, – почему он ест мой завтрак?!
– Я Лесандр! – представился незнакомец, вставая, – я проведу тебя во дворец великого султана Тилифа!
– И, что я там забыл? – зевнул Двадцатый, после ночной пьянки у него все еще не проснулась совесть, но уже раскалывалась голова и безумно хотелось пить.
– У султана самые быстрые ковры-самолеты, – ответил Лесандр, – на одном из них ты сможешь вернуться на Землю!
Двадцатый слишком долго думал, что ответить, широко раскрыв от удивления рот, он принялся рассматривать собеседника круглыми от ужаса глазами. Лесандр был высок и строен, с карими выразительными глазами и светло-русыми прямыми волосами до плеч. Его лицо, загорелое и мужественное казалось простым и, из-за его улыбающихся добрых глаз, по-детски наивным. Но Двадцатый искал признаки безумия и полоумства, совершенно не обращая внимания на дружелюбную улыбку собеседника.
«Тряпка-самолет? Да он хоть раз слышал про чистый вакуум и невесомость?» – недоумевал про себя парень.
– Ну... спасибо! Отличная идея! Зачет!– промямлил Двадцатый, – а тебе-то что там надо?
– Я полечу будить спящую принцессу Аир, – улыбнулся Лесандр, – тот, кто ее разбудит – возьмет себе в жены! А мне как раз пора жениться!
– Класс! – буркнул Двадцатый, он уже сидел за столом и запихивал в рот большой горячий пирожок. Ему показалось, самое страшное, что может случиться на этой планете, это покупка у гоблина Расима или спонтанная женитьба, – когда стартуем?
– Скажу по чести – мы должны были это сделать три часа назад, пока Солнце яркое не стало жарким, – ответил Лесандр, запястье его правой руки было обмотано свежими бинтами, – но ты так крепко дрых – из пушки не пробудишь! И грезил о Земле...
– А что с твоей рукой? – неожиданно спросил Двадцатый, указывая на обмотанное запястье и пытаясь вспомнить события этой ночи – он отчетливо помнил костер, седовласого певца-гусляра, то, как разговаривал по видеофону с Третьим, но потом... потом был абсолютный мрак.
