Не отставая от ожившего огня, Золотинка отметила, что натворивший бед изумруд, словно успокоившись, сияет ровным умеренным светом. Впереди, озаряя узкий проход, быстро катился раскаленный железный колоб.
— Эй, остановись! — крикнула Золотинка, предчувствуя худое. — Как тебя там, эй!
Верно, нужно было читать «Дополнения», чтобы знать как его. «Дополнения», хотя бы в самом кратком изводе!
— Эй, колобок, стой, тебе говорят! — волновалась Золотинка. — Тоже мне путешественник нашелся! Стой, а то плохо будет!
Огненный колобок придержал бег по собственному усмотрению, нисколько не тронутый ни угрозами, ни насмешками. Если и был это колобок, то уж больно резвый, с откровенно хищными повадками. Приостановившись возле двери с большим висячим замком, он напружился и в прыжке звучно чмокнул замок, проглотив его взасос. Железо мигом засветилось; прежде, чем успели разгореться доски, колобок слизнул и содрал с двери все, что только было железного, включая отдельные гвозди. Дверь, оставшись без петель, обвалилась, а заметно отяжелевший колобок плюхнулся на пол, вздымая искры. И, недолго поколебавшись, живо двинул в кладовую по косо запавшему щиту двери. Внутренность подвала полыхнула заревом. Дым валил, растекался под потолком и щипал глаза; Золотинка закашляла. Войти она не решилась, но ком скоро выкатился вон, сильно поддавши обгорелую дверь снизу.
— Ах ты, тварь негодная! — выходила из себя Золотинка, порядочно уже напуганная. — Ты что же это себе позволяешь?!
Она пыталась смеяться, но и смех не спасал от страха: колобок, порождение неосторожности, обнаруживал вздорный нрав. Золотинка терялась, не зная, как к нему подступиться, и подобрала порядочный обломок камня. Медлить не приходилось, нужно было остановить чудище любым способом. Прикрывши глаза рукой, она швырнула камень, едва только настигла удирающий колобок. Хлюпкий шлепок и шипящий взрыв — огненные брызги обдали Золотинку, обжигая подол. Некоторое время она ничего не видела и не слышала, а когда приоткрыла веки, обнаружила, что проход окутан огненным паром и колобков стало два. Тот, что побольше быстро катился прочь, а меньший ошалелым вихрем колотился в стену.
Вместо камня Золотинка подхватила доску и без промедления огрела малыша — с коротким посвистом он распался на десяток крошечных. Огненная мелюзга, следуя известным повадкам, всякой шушеры, кинулась врассыпную. Первого же, кто подвернулся, Золотинка затоптала, на полу остался размолотый черный след. Два колобка, столкнувшись, слились в один, но Золотинка его раздавила, она торопилась никого не упустить. Последний крошечный вихрь пустился вдогонку за большим комом и успел добежать до перекрестка, где Золотинка его настигла.
Проку от этой победы было немного, Золотинка видела, что опоздала: в каменных ходах подземелья клубилась удушливая гарь. Находя путь по отсветам, Золотинка оказалась в пылающем коридоре, где горели две двери, а колоба уже не было. Он исчез, укатился неизвестно куда, и жутко было представить в какое чудовище превратился, безнаказанно заглотав столько железа.
Произошло нечто непоправимое. Размеры беды трудно было еще уразуметь, но уже теперь тревожила мысль, что не так-то просто будет скрыть и оправдать бесчинства Сорокона. Это когда… если только Золотинка выберется из ловушки, из угарного печного дымохода, где все труднее было дышать.
Она терялась в путанице подземелий и, даже обнаружив собственные знаки, оставленные размазанной копотью факела, не могли в них разобраться. Надо было, наверное, определить тягу — ток горячего воздуха найдет выход, а заодно, может быть, выведет и Золотинку — но тяги не ощущалось, исполинская печь не разгорелась в полную силу. Не хватало, должно быть, горючего — голые выработки редко-редко перемежались ведущей неизвестно куда дверью. Неизвестно где и горело: мутные клубы дыма, слабо перемешиваясь, висели тусклой, плохо расползающейся пеленой. От удушья стучало сердце.
Проклиная себя за беспечность, Золотинка двинулась наугад, несколько раз повернула, посветив Сороконом, и по мелким приметам узнала коридор, в котором очутилась, — здесь она уже как будто была. Не умея разобраться в расположении ходов, Золотинка сделала круг. А дышать уже было нечем.
И пока она колебалась, все больше пугаясь, послышался нарастающий свист, стена на изгибе коридора осветилась, полыхнуло зарево и выскочил безобразно раздувшийся, пышущий жаром ком, распухшее до размеров бычьей головы чудовище. Золотинка прянула в первый попавшийся ход — колоб свернул туда же. Она пустилась бежать на слабеющих, замлевших ногах и уткнулась в тупик. С шипением вскидывая искры, катился за ней колоб; несмотря на огромную тяжесть — вес раскаленной чушки можно было себе представить! — он резво подскакивал.
Отвесная тень на стене коридора вывела Золотинку из растерянности, это было углубление в камне, неясного назначения выемка. Места хватало, чтобы встать, Золотинка вжалась спиной, готовая прыгнуть, если колоб выкажет намерение на нее напасть… С гулким посвистом он пронесся мимо и прежде, чем можно было бы проговорить Род Вседержитель! сокрушительно долбанул тупик. Грохот, блистательный сполох ослепили и оглушили разом. Едва опомнившись, Золотинка увидела, что колобки — добрый десяток — сыплются назад, на ходу сливаясь между собой. Они живо соединились в целое и большой колоб ринулся на преграду, разгоняясь для нового удара. Золотинка зажмурилась — грохот и вспышка!
Если намерение колоба состояло только в том, чтобы расшибить себе лоб, это удалось ему блестяще: бессчетное множество маленьких колобочков скакало обратно, обдавая Золотинку жаром. И снова все повторилось, они слепились в один. После третьего или четвертого удара обожженная почернелая стена дрогнула, обозначились трещины, и вот — рухнуло все. Тупиковая стена пала грудой обломков, вздыбилась пыль. Опаляя эту муть клубящимся светом, колобки, едва откатившись, ринулись вскачь через завал.
На той стороне обнажился точно такой же ход: прорубленная в скале выработка. Не успела, Золотинка, преследуя колобки, взобраться на завал, как впереди загрохотало. Знаменательный грохот битого камня… и все было кончено.
Продвигаясь дальше, Золотинка нашла горящие обломки деревянной двери, за которой стоял основательный затвор, тоже проломленный, — понизу. Пришлось опуститься на колени, чтобы пробраться.
А дальше начиналось нечто совсем иное. Низкий потолок при широком проходе навел Золотинку на мысль о пигаликах. И кто, кроме пигаликов мог устроить чистую, как обеденный стол, мостовую? Колобки оставили на белых плитах неряшливые ржавые следы.
