Итак, мы все в сборе.
Я вздохнула, не без дрожи сознавая, как буду плоха через несколько минут. Сообщила каждому его часть «операции» – давать силы, удерживать сознание – мое и Рилы, – ограждать нас от капсул, их поселенцам ничего плохого знать и чувствовать не стоит.
Сознание управилось с делом из последних сил и погасло так основательно, что я не стала пытаться его будить. Уже вечер, утром и так проснусь, даже вполне отдохнувшая.
Утро. Одна. Яли ушла завтракать, оставив мне порцию сладкого и чай. Сидда удивительно вкусно готовит. К чему это может привести – подумать страшно. Ее Йялл весил сто шестнадцать килограмм без капли жира, а на такой кормежке… Да мы не взлетим!
Я усердно поедала завтрак, мысленно дорисовывая вожакам щеки. Дед приглядывался с ехидством к моим затеям и без голоса брюзжал, что все это глупости. Лайл не допустит, чтобы его стая утратила форму, это же не глупые безответственные люди или айри. Волвеки в лабораторию не заглядывали, не хотели беспокоить. Впрочем, стоило о них подумать, как через пару минут в дверях возник Лайл. Следил и был поблизости. Я допила чай, жадно догрызла пирожок и подумала о добавке. Он улыбнулся одобрительно.
– Сидда отменно готовит, новенькие толстеют на глазах. Мы ведь быстро восстанавливаемся. Иди, я тут посижу, а тебе дадут добавку без боя.
– Это как? – приятно удивилась я.
– Йялл с Ринком забавляются. Сперва подрались прилюдно – разбирались, кто из них «молодец». Потом встали у раздачи: чтобы получить добавку, надо мимо них пройти. Парни сперва пускали свободно женщин и детей, не драться же с ними. Те обиделись на неравенство условий, объединились и напали с тыла, теперь кипит сплошное побоище. Скучает народ, пусть поиграют. Наконец стае хоть удалось сообща обоим нашим переросткам по синяку поставить. Событие. Уже просили Сидду испечь победный пирог в честь такого случая.
Я кивнула и вышла.
Вообще-то есть хочется не сильно. Дар потихоньку прибывает, к вечеру буду в норме. А пока все заняты, надо зайти к Тиэрто. Разговор есть, и серьезный. Он устроился обособленно, в комнате сектора, содержащего архивы и приборы Гнезда. Встретил меня спокойно, даже с легким недоумением.
– Я уже запустил программу, идет предварительная обработка данных. По остановке сердца будем менять кровь и стартовать. Судя по данным приборов – не сегодня, как я исходно полагал, а завтра. Или передумала?
– Вопрос в ином.
– Как-то неприветливо! – удивился он.
– Любому, кто живет теперь на Релате, я бы ребра вывернула за то, что произошло вчера. Но ты можешь не знать законов и проблем. А самому подумать – сердце мелковато.
– Как ты смеешь?
– Смею. Копался в моем сознании – ладно. Это было очень больно, грубо, унизительно, ты рылся без разбора и такта, влезая в личное, но для дела. Я понимаю, и я не сахарная, могу потерпеть.
– Что, стыдно признать, что муж не так пылок, как волвеки? – недобро усмехнулся он. – Убогие человеческие инстинкты таишь от всех? Глупо. Я твои проблемы к другим напоказ не носил, а мне они неинтересны. Пошла вон.
– Ваши уроды-старейшие Элу жизнь сломали. Он почти не может видеть мир в цвете и радоваться ему. Живет через силу и очень старается, но без цели, без праздников и в угнетающем одиночестве. Он мой самый родной, и мне тоже больно. А ты приплел инстинкты! Вот уж с чем проблем нет… – Я грустно усмехнулась. – Смотрю на Ринка и радуюсь, у него каждый день наполнен. А твоими усилиями Четвертый может стать подобен Элу. На Релате законом запрещено глубоко вмешиваться в сознание. Это сделали после гибели двух добровольцев, участвовавших в эксперименте. Они покончили с собой, в отличие от меня. Комплексы и подсознание – не игрушки для холодных чужаков. А ты, надеюсь, не хозяин из Гнезда.
– Вон!
– Рилу пытали унизительно и больно. Ты вынудил ее пережить некоторые самые глубокие страхи заново. Еще больнее то, что ей лезли в сознание – как ты, да еще с приборами, для точности. И лишая права иметь детей, ее резали без наркоза, издевательски поясняя, что именно делают. И вчера она пережила этот кошмар снова, пока ты любопытствовал. Куда тяжелее – надо было скрывать свою боль от близких, чтобы не мучить их. Она была еле жива вечером. Мне все показала Яли. Ты лишил женщину надежды, и она пошла к Нисе, которой нравился Ринк, сказала, что ему будет плохо одному, и попрощалась. Хорошо, в стае полных уродов нет. Та сразу докричалась до Яли. Ринк молодец, и пришел вовремя, и выслушал, и принял боль, и успокоил. Он ее просто вытащил с того света.
– Она всего лишь сказала, что устала и не может уснуть ночами, попросила сильное снотворное! – Тиэрто тяжело уронил голову. – Я дал. Одну дозу…
– Название. Она остальное сама взяла из больничного шкафа, давно не дикая, нашла. Рила уже умеет синтезировать простые препараты, кстати. В общем, не одна была к ночи доза. И наша рыженькая сидела над ампулой с беспробудным сном и рыдала. Уходить нелепо, а оставаться – обожаемого Ринка радости лишать, бездетным делать. Ты очень хороший врач и неплохой айри. Только очень прошу: учитывай, мы все живые и хрупкие. Мы не для игр. Сломаешь – как еще сам переживешь такое? – я вздохнула и поднялась. – Поговори лучше с Рианом, а я пошла. Извини, если я была груба, мы только что общались с Лайлом, и я приметила, как ему отчаянно плохо из-за дочери. Но все обошлось, и мы станем умнее и осмотрительнее впредь.
Он промолчал, и я вышла, аккуратно прикрыв дверь. Где вы, остатки хорошего настроения? В столовой! Я ускорила шаг. Не знаю, сколько там наготовила Сидда, но волвеки прожорливы, и я рискую застать лишь группу уборщиков.
Ух ты! Не угомонились.
Я влетела в двери и остановилась. Не люди, уж точно. Дерутся все, вопли и визг оглушительные, от рычания вожаков посуда мелко вздрагивает, а синяки некрупные и лишь у сильных. Никто не заигрался и не использовал случая, чтобы отомстить за тайную обиду. Ниса так и вовсе объединилась с Рилой и гоняют они почему-то не Ринка, а Сая…
Сидда одна подозрительно скучает у кастрюль. Умные волки не просят добавки, они просто резвятся чуть в стороне, нагуливая аппетит. Так что я получила пирожки, чай, блинчики, даже тянучий сахар совершенно без боя. Сколько сил эта смиренная бруса потратила на кормление оравы волвеков! Не зря они ценят ее безмерно, она и правда удивительная. Как Йялл говорил? Теплая и тихая. На Хьёртте с его климатом, в стае, охваченной ненавистью к Вечным, это должно особенно поражать. Да и теперь рядом сидеть уютно, она для всех старается, не умеет просто в сторонке оставаться. Вон пирожок мне греет, стул двигает. Подушечку где-то раздобыла. Переживает.
