– Снимай все. До ниточки.
Она спросила холодно, глядя мне в глаза:
– При всех?
– Ребята, – сказал я, – отвернитесь. Не волнуйтесь, императрица, вашей императьей… империной… имперячьей… в общем, вашей царственной чести ничто не грозит. Вы не в моем вкусе. Мое сердце уже отдано другой. А взамен своей одежды возьмите мою рубашку. Сейчас тепло, а она вам… гм… пойдет.
Она фыркнула, как часто она это делает, взялась за края свитера и одним движением подняла его над головой. Перед моим лицом мелькнули ее полные груди, белые и нежные, изумительной формы, алые кончики, в следующее мгновение она отшвырнула свитер в сторону.
– Довольны?
– Одевайте, – предложил я.
Она морщилась, кривилась, рубашка ей коротковата, слишком удалась ростом, но в плечах еще уже торкессы, пуговицы застегнула под самое горло.
– Все снимайте, – напомнил я.
Она прожгла меня злым взглядом, сняла все, вышвырнула даже трусики. Я проверил, нет ли крохотных сережек в ушах, колец в носу или в пупке, сказал Ургану:
– Все, можно ехать. Все маячки должны остаться позади.
Он с трудом повернул голову, шумно выдохнул. Десантники сидели присмиревшие, старались не смотреть на голые коленки императрицы. Машина тронулась, я чувствовал на спине жжение. Это Изольда прожигает дыру злым взглядом. Я посматривал по сторонам, кладбище разбитых танков тянется на километр, затем пошли ухоженные заросли терновника, попадаются лужайки цветов, слишком красивые и нежные, чтобы не признать в их создании руку человека.
Я снова начал поглядывать по сторонам, из-за спины раздался насмешливый голос:
– Все еще надеетесь встретить свою… как ее?
Я огрызнулся:
– Да, надеюсь. Мы с нею слишком много прошли, чтобы я вот так о ней забыл!.. А здесь красиво, а она очень любила… любит красивое.
Урган бросил машину влево, избегая выпрыгнувший из высокой травы пень. Я насторожился, в воздухе запахло гарью, снова доносится гул, но уже не машинный, а будто стонет сама земля, вздрагивает, начинает ворочаться.
– Гони! – велел я. – Вон за тем холмом будет этот ваш Вход.
– Ваш Вход, – поправил он, – вы пойдете один. Всякого, кто не королевской крови, испепелят сразу.
Мотор взревел, мы понеслись во всю дурь, рискуя разбиться на бездорожье. Земля вздрагивает сильнее, деревья слева ушли в сторону, открылся вид на потрясающий город, весь из белых, как мрамор, небоскребов, причудливых башен, акведуков, мостов, прекрасных, словно вытканных из ажурной пены.
Я глазел восторженно, смотрели десантники, даже императрица, лишь Урган гнал машину, глядя только на дорогу. Внезапно над головами раздался страшный грохот, треск, словно разломился толстый хрустальный свод. Горячая плотная волна перегретого воздуха ударила по машине с такой силой, что нас опрокинуло и понесло, переворачивая с боку на бок, как пустую картонную коробку. Небо и земля поменялись местами раз сорок. Над головой жутко гремело, грохотало, лязгало.
Мы высыпались из машины, десантники вытащили Ургана, его повредило рулевой колонкой, я прижал к земле императрицу, накрывая своим телом. Она попробовала укусить за руку, я вмазал по зубам и сказал, что я демократ, а это значит, что у нас все равны, никаких поблажек, ах-ах, слабому, но такому ядовитому полу.
Земля затряслась, могучий кулак воздушной волны с оглушительным треском снес верхушку ближайшего холма, словно это песчаная горка, насыпанная детьми, унес, роняя по пути, а мы остались лежать под ужасно потемневшим небом, вокруг торчат из земли, как гнилые зубы, пни сломанных ударом ветра деревьев.
Донесся треск, жуткое шипение. С той стороны внезапно взошло ослепляющее солнце: горизонт заискрился оранжевым огнем, небо вспыхнуло, как стог сухого сена. В нашу сторону от самого горизонта совершенно бесшумно покатила гигантская волна расплавленного металла, Я не сразу понял причину бесшумности: обгоняет звук, но когда обрушилась на сказочный город, впервые донесся тяжелый грохот, шипение и треск. Высотные здания, что выглядели небоскребами, на миг высветились темными тенями, в следующее мгновение вспыхнули, как факелы, а секундой позже волна достигла города и накрыла целиком. Лишь два здания ухитрились на короткий миг удержать вершинки над волнами, однако и они растаяли, как крохотные льдинки в ковше с расплавленным металлом. Императрица под рукой вскрикнула:
– Это не наши!
Я спросил зло:
– А кто же еще?..
И сам осекся, ведь это значит, что и ее намереваются изжарить, как микроба в лесном пожаре. Урган выплюнул сгусток крови на ладонь, прохрипел сдавленным голосом:
– Это могут быть бгагисты… или корсанги…
– Обстреливают из тяжелых орудий? – предположил один десантник.
– Или сбрасывают континентальные бомбы, – ответил Урган.
Я покосился на императрицу, ее глаза вылезают из орбит, дрожит не понарошку, зубы стучат.
– Или же мятежные бароны, – сказал я саркастически, – решили в отсутствие императрицы устроить дворцовый переворот. Уверен, ее уже сместили! А на всякий случай послали крейсер, чтобы обстрелял с орбиты. Если надо, весь континент опустит в лаву.
Горячий ветер превратился в ураган, кожу обжигает, губы полопались, а выбрызнувшаяся кровь сразу же запеклась от неимоверного жара. Я задыхался, пытался закрыть ладонями лицо, потом лег на императрицу и попытался закрыть ее всем телом. Земля глухо застонала, донесся далекий подземный гул. Я ощутил, что огромная тектоническая плита разламывается от неимоверной тяжести расплавленного металла, это же миллиарды тонн, сейчас все это от горизонта и до горизонта опустится в океан магмы…
Жуткий тяжелый грохот едва пробился сквозь рев раскаленного воздуха. Между нами и оранжевой стеной жидкого металла вздыбилась земля. Из руин поднялась исполинская металлическая фигура, массивная, как египетская пирамида. Суперробот повернулся к надвигающейся волне разрушения, обе руки поднялись в повелительном жесте. Оранжевая стена металла, замедляя бег, достигла его и охватила до пояса. И в тот же миг застыла, превращаясь в серую ноздреватую массу.
Мир померк, словно наступили сумерки, а все еще горячий воздух показался мне живительной прохладой после той обжигающей жути. Грохот утих, а волна осталась в том положении, в какой ее застал повелительный жест подземного исполина. Он повернулся ко мне, голос с высоты прозвучал, как труба архангела в Судный день:
– Я ваш слуга, мой король!.. Какие будут приказы?
Я приподнялся, мои руки все еще сжимают императрицу.
