Кай удалился на корму – последние два дня он с травником почти не разговаривал. Всякий раз при взгляде на него Жуга чувствовал себя виноватым, но ничего не мог поделать.
Особых происшествий не было. Один раз им встретился торговый корабль, раз издалека увидели кита, да вот ещё обжора Винцент умудрился чем-то отравиться. Сперва Жуга долго не мог понять, что происходит, и только молча наблюдал, как толстяк покрывается сыпью и красными пятнами, и лишь потом додумался спросить, что тот ел.
– Селёдку, – простонал Винцент.
Толстяка лихорадило. За неимением лучшего Жуга развёл в воде немного мыла, Винцента заставили проглотить эту гадость, после чего едва успели дотащить его до борта. После того, как толстяка хорошенько прополоскало, ему стало легче, а Жуга направился до бочек в трюм.
Как он и предполагал, селёдка в новой бочке выглядела очень подозрительно. Он отрезал маленький кусок, сжевал его под пристальным взглядом Яльмара, после чего выплюнул и вытер рот рукой.
– Ну, что? – спросил с тревогой тот.
– Позарился ты, Яльмар, на дешёвые харчи, – сказал он. – Как будто не знаешь, что скупой платит дважды. Спортилась твоя селёдка.
– Зашиби меня Мьёльнир… Так и знал, что меня где-нибудь надуют! Что ж, – резюмировал он, – придётся за борт вывалить.
– Зачем вываливать? Дракошке скормим.
Вчера Тил наконец решил, что Рика всё-таки пора кормить, и идею травника воспринял благосклонно. Заметно выросший дракончик поглотил изрядное количество подпорченной селёдки и копчёностей, заел всё это кашей, которой для него сварили целый котёл, а напоследок закусил печеньем, которое специально для него заначил Тил в своём мешке. Смотреть как лопает дракошка, собрался весь экипаж (благо, шли под парусом); мореходы восхищённо цокали языками и делали ставки на количество проглоченных им рыбин. В измученных глазах Винцента читалась неприкрытая зависть. Сейчас Рик спал, удовлетворённо посапывая.
За эти дни Жуга не раз раздумывал, кто мог стрелять в него той ночью – Хельг или Винцент, но так и не смог это выяснить. Любой из них мог сделать это. Оба нанялись на кнорр в последний день, у каждого были свои странности и прошлое обоих одинаково скрывал туман.
Худощавый, длиннорукий, очень ловкий в обращении с мечом Хельг вполне мог быть нанят гильдией воров, пока сидел на берегу (а то, что он продулся в пух, ни для кого не было секретом). Недавно выбритая голова его начала щетиниться упругим чёрным ёжиком, совершенно, впрочем, незаметным уже с пяти шагов. Ночью же, в лунном свете её вполне можно было принять за лысину.
С другой стороны, Винцент с его чревоугодием тоже вполне мог позариться убить кого-нибудь за лишние деньги. Он говорил с необычайно мягким выговором, вдобавок, уснащая свою речь довольно странными словечками. Травнику вдруг вспомнилась ещё такая странность – на левой его щиколотке кожа была вытерта кольцом, как от браслета кандалов, но правая была чиста. Где он мог заработать этот странный шрам, оставалось загадкой. Даже серьгу Винцент носил не как все – на левом его ухе был проколот козелок. Все эти наблюдения Жуга доверил только Вильяму и Телли, но те тоже не смогли ничем помочь. Кай говорить с ним не хотел. Так и не решив, кто более из них достоин подозрения, Жуга решил не суетиться и подождать.
Травник нервно облизал обветренные губы (от этой привычки он никак не мог избавиться) и вновь поглядел на доску.
– Ну, Ирландия, положим, не про нас, – с сомнением сказал он. – Она осталась в стороне. А остальные…
– Ирландия, – задумчиво проговорил Телли. Глаза его подёрнулись дымкой воспоминаний. – Когда-то мой народ там обитал… Но это было давно, – он потряс головой. – Очень давно.
– Речь, – нахмурился Жуга, – сейчас идёт не о твоём народе, а об игре. Ты можешь вспоминать сколько хочешь свою жизнь в Ирландии, нам это не поможет, когда играют два дракона. За свои полвека ты, должно быть, много повидал, попробуй вспомнить, что может быть нужно там дракону?
– Вспомнить? – Телли рассмеялся. – Я никогда там не был. Правда я много чего слышал про владения эльфов на Зелёных островах. А что касается возраста… По летоисчисленью моего народа мне идёт сто двадцать девятый месяц. Если считать по вашему, то это будет… – он на миг задумался. – Это будет двадцать шесть лет. Или около того.
– Двадцать шесть… – ошарашено повторил Жуга и смолк неловко. Прошёлся пятернёй по волосам. – Я думал, что ты старше. Тил, я никогда не спрашивал… Какой он, твой народ?
Тил наклонил голову, искоса взглянул на травника. Потёр висок. Травник не выдержал и перевёл свой взгляд на доску перед ними, потом – на спящего дракона.
– А зачем это тебе? – спросил Телли.
– Ну… просто интересно. Кто вы? Откуда взялись? Куда ушли? Как вы отличаетесь от нас? На что она похожа, ваша жизнь?
– Сколько вопросов… а я так плохо всё это помню. Но если ты хочешь, я попробую.
Взгляд Тила сделался рассеянным. Налетавший ветер трепал его белые волосы. Он долго молчал, глядя в никуда, так долго, что Жуга уже решил, что маленький эльф передумал рассказывать. Но тут Тил наконец заговорил.
– Легенды я рассказывать не буду, – начал он. – Во-первых, слишком долго, а во-вторых, там всё так перепутано, что это нам нисколько не поможет. Когда были созданы мы, люди и другие существа, все они жили на этой земле. Но пути людей и эльфов разошлись давно, быть может, изначально. Когда вы ещё жили в пещерах и одевались в шкуры, мы уже строили свои города и слагали стихи. Не знаю, наша магия была причиной, или что другое, но мы решили познавать себя. А люди изначально принялись ломать и перестраивать природу под свои нужды. Искра волшебства, даже если она и была заложена в вас, постепенно угасла. Из-за этого мы долго считали ваш народ простыми животными. Не сочти за грубость, но люди делали всё, чтобы это звание подтвердить. Потом земля стала слишком тесна для двух племён, пришло время для войн… А нас было слишком мало и мы были слишком горды. Но в природе почему-то побеждает посредственность, середина. И тогда наш народ решил уйти.
– А середина – это, конечно, люди, – хмыкнул Жуга.
– Не смейся. Мы… отличаемся. Я даже не могу сказать сразу, чем. Нам нужно меньше еды, мы не боимся холода и не болеем вашими болезнями. Наша жизнь не бесконечна, но длинна. Мы не нуждаемся в жилище, наш дом – весь мир, холмы, леса и горы. Мы можем чувствовать, что думают другие, пользоваться магией… Мы гибкие в телах и в мыслях, холодные, текучие как воздух и вода. Вот гномы, те наоборот – огонь и камень, заскорузлые и крепкие. Они не очень ловкие и плохо видят, их главное преимущество – сила. Даже из оружия они выбирают что потяжелее, чтоб наверняка – топор, булаву, а в бою надеются больше на доспех, а доспехи у них ты сам видел, какие. А люди… Вы как бы между этими и теми. Вспыльчивые как огонь, упёртые в свою гордыню и вместе с этим эфемерные как бабочки-подёнки.
