Рядом с ним был капитан Пеладон. Он был верхом на белоснежном коне, и его взгляд блестел каким-то странным огнем.
— Генерал, — повторил азенат. — Нужно дать сигнал к отправлению.
Тириус кивнул. Подавив чудовищный приступ тошноты, он поднял к небу руку, растопырил пальцы и резко опустил руку, будто в нее попала стрела.
Толпа взорвалась радостным воплем. В безмятежном небе лениво кружились пепельнокрылые вороны. Тириус рванул на себя поводья, и его пустился вскачь.
За ним тронулась вся армия.
Жребий был брошен.
* * *
До Кастельского ущелья полк Тириуса Бархана добирался двенадцать дней. Двенадцать дней гроз и дозоров, двенадцать дней сомнений, печали и ночных кошмаров. Ишвен превратился в тень самого себя. Он несколько раз хотел развернуться и поехать обратно, представлял, как будет скакать в ночной дымке, как будет плакать под звездным небом. Но куда он пойдет? В Дат-Лахан, где его поджидает Император? И что скажет Лании? Однажды Тириус уже предал ее. Если теперь он ее оставит, то никогда больше не осмелится показаться ей на глаза.
«В любом случае я не вернусь».
Мрачное предчувствие. Высланные вперед разведчики так и не возвратились.
«Они заблудились, — разъяснил Пеладон. — Такое бывает».
И потом, был еще Тубальк. Он не мог покинуть полк хотя бы из уважения к Тубальку, который ради него рисковал жизнью. Идти до конца. Победить сентаев. Это станет первым шагом к искуплению. Вот о чем ему нравилось думать. Обрывки надежды.
Вечером двенадцатого дня они увидели вдалеке ущелье: величественное зрелище, две каменные стены высотой более чем в триста шагов, расположенные так близко друг к другу, что лошадь с разбегу могла бы перепрыгнуть с одной на другую. Тириус впервые видел все это. Солнечный свет никогда не проникал внутрь ущелья. Там стоял адский холод, а узким оно было настолько, что в него не могли бы въехать бок о бок и пять всадников.
Однако сентаи были там, внутри. Их армия, сосредоточенная на участке в сто пятьдесят шагов, смотрелась на фоне земли цвета охры как колония черных насекомых. Их было не больше сотни. Монстры, на которых они ездили верхом, чудовища с металлической кожей, лежали прямо на песке и спали глубочайшим сном, не обращая внимания на время, голод и жажду. Никто не знал, что ожидало их врагов. Но Тириус хотел поскорее покончить со всем этим. Так или иначе.
На скалистом гребне, словно положенные рукой великана, лежали огромные каменные глыбы и будто ждали, чтобы кто-то поднял их и сбросил вниз. Их расположение было весьма удачным. Посреди ночи пехотинцы и лучники под началом капитана Пеладона отправились на разведку. Потом к ним присоединился Тириус, и мужчины обсудили ситуацию.
«Час пробил, — вздохнул азенат. — Нужно занять позицию». Ишвен устало согласился. Отношения между ними и так никогда не были хорошими, но за последние дни они еще больше ухудшились. Тириус случайно подслушал разговор между капитаном и одним из его подчиненных. Его называли «идиотом» и говорили о его скорой смерти.
Смерть.
Тириус все время думал о ней.
В этом полумраке его поджидала смерть.
Вечером к нему подсел Тубальк. Но даже его присутствие не принесло успокоения. Ишвен жалел, что втянул его в эту историю. Не нужно было слушать возражения найана. Ведь он помнил о предсказании ишвенской девочки там, в деревне. Ночь в «Пурпурных занавесях». Воспоминания о происшедшем то и дело возвращались к нему: они проходили сквозь него, и он не мог их удержать. Тириус вспоминал Полония, вспоминал Алкиада. Все произошло так быстро. Нарушенные обещания. Внезапная слава: бессмысленная и кровавая. Его отправили сражаться с сентаями. Зачем? Его теперешние кошмары не были ни на что похожи. Они были как кровавые вихри, полные стонов, разверстые как раны.
Утром тринадцатого дня генерал Бархан лично разбудил своих людей, широкими шагами обойдя весь лагерь. Солдаты проснулись с проклятиями. Им совсем не дали выспаться. Тириус же той ночью вовсе не спал. Он был уже одет. На нем была его боевая кольчуга, а во взгляде зияла пустота. Что тут сказать? Вот оно и пришло, то самое утро.
Через некоторое время, на ходу заканчивая сборы, к нему подошел Тубальк.
— Тириус, все в порядке?
— Не волнуйся.
— Ну что, час настал?
— Час настал.
— Тириус, я хотел тебе сказать… Не знаю, в чем ты себя обвиняешь. Посмотри на меня. Я хотел тебе сказать… что я с тобой. Мы выиграем эту битву. И поедем назад в Дат-Лахан. Мы найдем Ланию и вернемся домой. Навсегда.
Ишвен взглянул на друга. В его взгляде читались храбрость и прямота. Он отвел его за свой шатер.
— Уходи, Тубальк.
— Что ты сказал?
— Уходи. Беги. Сейчас же.
— Ты сошел с ума?
— Напротив. Мой ум ясен, как никогда. Эта битва чрезвычайно опасна. Наш план безумен, и я совершенно не доверяю Пеладону и его людям. У меня дурные предчувствия. Я вижу во сне реки крови, друг мой. И просыпаюсь от криков моих солдат. Они умирают. Все умирают.
У него в глазах блестели слезы. Он отвернулся, шмыгнул носом.
— Помнишь ишвенскую девочку? Которая гадала нам по руке?
— Тириус…
— Нет, постой. Она сказала, что мы погибнем. Все трое. Помнишь? Ей это казалось неизбежным. Ты спрашиваешь меня, не сошел ли я с ума? Мы идем сражаться с сентаями, Тубальк! Конечно, мы погибнем. Беги, друг мой. Если ты сейчас не уйдешь, ты погибнешь. Как и мы все.
— Тириус, послушай меня.
Ишвен обернулся, кипя от злости. Он схватил найана за плечи и припер его к скале.
— Нет, Тубальк. Я приказываю тебе не вступать в бой, слышишь? Я твой генерал. Ты обязан мне подчиняться. Даже не думай идти за мной. Не думай защищать меня или что-либо для меня делать. Если ты подойдешь ко мне ближе, чем на сто шагов, я за себя не отвечаю. Возвращайся в Дат-Лахан. Забери из монастыря Ланию. И отвези ее в родную деревню.
Он развернулся и стал быстро удаляться, кусая губы. Тубальк на секунду замер, потом вдохнул обжигающего воздуха и помотал головой.
* * *
Меньше чем через два часа начался штурм.
Люди Пеладона вызвали первый обвал. С помощью рычагов, установленных в нужных местах на вершине утеса, они сбросили вниз огромные валуны, которые, падая, увлекли за собой другие. Четырьмястами шагами ниже каменные глыбы разбились о дно ущелья. Разбились буквально в пыль — сила удара застала сентаев врасплох. В один миг они потеряли, может быть, четверть своих бойцов. А после этого нанесли ответный удар.
Строившись на небольшом утесе вместе с двумя адъютантами, генерал Бархан руководил первой частью операции. Он видел, как его войска пошли на приступ. Видел, словно сентаи отступили, чтобы вновь двинуться вперед, как отливающая и вновь набегающая на берег волна. Столкновение между двумя армиями было ужасно. Поначалу казалось, что азенаты сразу же стали хозяевами положения. Но на самом деле они слишком далеко углубились в ряды противника. Очень скоро отступление стало невозможно, и ловушка захлопнулась. И началась резня.