— Там бабушка, мои друзья и подружки. Там наш дом! — упрямо повторила Гера, и слёзы показались у ней на глазах.
— Тебя, кто-то обидел здесь? — спросила Ника, но Гера лишь мотала головой, обижен-но закусив губы.
— Пока нет Данилки, скажи, кто обидел тебя?
Ника сжала руку дочери. Гера вдруг всхлипнула, и прижалась к матери. Ника глади-ла свою дочь по худеньким плечам, приглаживала её пушистые вьющиеся волосы, и сердце её наполнялось горечью и болью…
— Мама, скажи кто такой ублюдок?
— Что?
Кажется, всё можно было передумать, всё самое дурное и ужасное, но это…
— Меня обозвали мерзким ублюдком!
— Кто же тебя так? — засмеялась вдруг весело Ника, а Гера, перестав плакать, удивлён-но уставилась на мать.
— Знаешь Гера, я не понимаю этого слова. Это не наше, не русское слово! — всё ещё улыбаясь, медленно подбирая слова, говорила Ника, хотя сердце её плакало от обиды. — Если бы тебя оскорбили как — то иначе, это было бы понятно, а тут…Не стоит расстра- иваться.
— Не стоит? А если… если бывшая жена отца оскорбляет не только меня, но и тебя…
— Стоп! — произнесла Ника так резко, что Гера опять замолчала и уставилась на мать. Всё! Всё забудь! Выкинь из головы, и никогда не передавай эти дикие сплетни мне! Особенно мне!
— Но отец…
— Я твоя мать, а он твой отец! И это правда! Единственная правда, которую ты должна знать и помнить всю свою жизнь!
Ника поднялась навстречу бегущему сыну, который, кажется, спешит сообщить важную весть.
— Дядя Володя приехал за нами! Он ждёт нас!
Глянув подозрительно на сестру, Данил обратил своё личико к матери, но она, щелк-нув его шутливо по любопытному носику, засмеялась:
— Кажется, что из всех нас, ты больше всех ждал своего генерала!
А через полчаса, они все вместе сидели в небольшом уютном кафе. Играла негромко музыка, тихо переговаривались посетители за соседними столиками. Мягкий свет, падая на окружающих, делал их лица таинственными и загадочными. И даже Володя, смотрел на Нику не так, как всегда. В его глазах вспыхивали необычные маленькие искорки яркого голубого света. И этот свет, проникая в самое нутро Ники, будоражит и застав-ляет сжиматься в тугой комок её сердце.
— Ах, сердце! — мысленно вздыхает Ника. — Глупое, странное моё сердце! Сколько раз, оно будет вздрагивать, и обливаться кровью от этих колдовских чар. Пора миновать по-ру девической влюблённости, и понять, что время неумолимо. Оно разрушит эти чары когда-нибудь, оставив взамен лишь обломки и осколки этой любви…
К горлу вдруг подступила тошнота, и Ника, схватив стакан, торопливо отхлебнула гло-ток остывающего чая.
— Как ты себя чувствуешь?
Широкая мужская ладонь легла на руку Ники.
— Неплохо! — ответила она, опуская глаза.
— Вы, наверное, устали гулять? — спросил Володя, обратившись к дочери, но Данил, чуть не подпрыгнув в пластмассовом кресле, стал быстро рассказывать Володе о выс-тавке картин.
— Там был мамин портрет! — сообщил он, глядя заговорщически на Володю.
Володя вопросительно взглянул на сидевшую перед ним женщину. Ника, беспечно взмахнув рукой, ответила:
— Да! В самом деле, удивительно похожее лицо…
— А мне? Вы покажете мне этот портрет? — засмеялся Володя.
— Нет! — вдруг резко ответила Ника, и тут — же поднялась из-за столика… -Не стоит тра-тить попусту время. Ты ничего не поймёшь в той картине. И лицо той женщины, навряд ли, о чём тебе скажет!
ГЛАВА 49.
В этот вечер дети легли спать рано. Видимо они утомились, гуляя по Москве, а может, разница во времени сыграла с Данилкой смешную шутку, он сразу же заснул после ужина, усевшись перед телевизором в глубокое кресло. Да и Гере уже давно по-ра быть в постели. Она бледна, и кажется, чувствует себя неважно. Ника с тревогой вглядывалась в усталое личико дочери, но Гера, улыбнувшись, пожелала всем спокой-ной ночи, и, поцеловав в щёку её и Володю, медленно, с достоинством, удалилась в свою комнату.
— Свою! С каких это пор чужой дом, чужая спальня стали "свои", родные? — вздохну-ла Ника, и, прикрыв двери спальни, направилась в зал. В прихожей резко зазвонил телефон. Ника испуганно глянула на двери спальни, рука её потянулась к телефон-ной трубке, но тут-же замерла на полпути. Телефон опять зазвонил. Ника беспомощно оглянулась. Володя был в ванной, и шум работающего душа доносился до Ники. Теле-фон опять резко зазвонил, и уже не отдавая отчёта своим действиям, Ника схватила си-нюю телефонную трубку и прижала к уху. Приятный женский голос спросил нараспев:
— Это ты, Володенька?
— Извините…но…но Володя не может…он сейчас не может подойти к телефону.
Запинаясь, смущаясь и путаясь, Ника объясняла в трубку…
— А, это вы и есть… — перебил её резко женский голос. — Вы, кажется, мать того мерз-кого ублюдка, которого Володя называет своей родной дочерью? С каких пор…
До этого момента, что-то сдерживало Нику, но, наконец, она не выдержала, и четко чеканя слова она произнесла, обращаясь к невидимой женщине:
— Если вы, ещё раз, оскорбите моего ребёнка, я не посмотрю, кто вы и что…
— И что тогда будет? — захохотал женский голос в телефонной трубке.
— Вам придется тогда очень и очень плохо! — медленно произнесла Ника, и аккурат-но положив трубку на место, уселась тут-же у столика.
Стукнула дверь, и через мгновение горячие руки легли на плечи Ники.
— Любимая! — тихий шепот раздался у самого виска, а плечи сковали сильные объятия.
— Подожди! — Ника отпрянула от губ мужчины: настойчивых, жадных, нетерпеливых.
— Я скучал по тебе! Я ждал этот вечер, ждал этой минуты, что — бы сказать тебе…
— Подожди! Не говори пока ничего, выслушай меня, ты же не знаешь…
Но сильные руки мужчины опять сжали плечи Ники, и тот-же голос, тот-же шепот го-рячих губ опять всколыхнул у виска черный завиток волос:
— Я ничего не хочу слушать! Я знаю, что ты моя жена, или, по крайней мере скоро ей станешь…официально. Я так долго ждал тебя, что больше ничего не хочу слушать, и не могу! Поверь мне!
Ника слушала этот шёпот, и раздражение её куда-то исчезало. Да! Это он, её Володя! Это его руки, его плечи, губы, жадно целующие её… И стоит ли отказываться от сча-стья, пусть даже это счастье будет опять призрачным. Пусть! Но это их ночь! И да-же недавний телефонный звонок, от которого веет злобой, и он не в силах разрушить это счастье, эту радость и восторга этой любви…
— Когда ты переедешь ко мне?
Наверное, она не ожидала такого вопроса. Она молчала. Окутанная волной своих длинных черных волос она лежала на плече у Володи, и отчего — то усердно вгляды-валась в ночное небо за окном, в те огромные, ослепительно яркие звёзды, сверкаю-щие там, высоко, словно драгоценные камни. Володя проследил за её взглядом, затем, отвернувшись, взял с тумбочки сигарету и зажёг её.
