Но тоник взяла — мало ли что.
— Все готово, госпожа, — почтительно произнесла горничная, принимая у меня сумку. — Я позову Доминику, как только распорядитесь. Перекусите перед примеркой?
Мария, спасительница моя, целый день сегодня на пару со стилистом обзванивала столичные и заграничные модные дома и требовала привезти наряды нужного цвета и фасона. Метаться по дизайнерским домам времени, увы, не было.
— Мне кофе, Мария, — я направилась в спальню, — я в душ, минут через двадцать приглашай.
Доминика была терпелива, как кошка, ожидающая мышку у норы. Я отвергала одно переливающееся одеяние за другим, вешалка настораживающе пустела, отвергнутые платья сиротливо лежали на креслах, а все было не то.
— Я похожа на куклу, обернутую мятой фольгой, — раздраженно заявила я после примерки очередного шедевра. — Или на курицу в пакете для запекания.
Курицей я была, признаться, худосочной.
— Оно прекрасно на вас смотрится, Ваше Высочество, — деликатно сообщила Доминика. — За ночь портниха укоротит подол…
— И отрежет бант? — я подергала огромный серебряный бант, зачем-то прикрепленный на талии спереди.
«Интересно, для кого это ты так тщательно наряжаешься?»
Я заскрипела зубами.
— Давайте вот это еще попробуем, — поспешно сказала стилист, приняв мое зверское выражение лица на свой счет.
— Сначала — покурю, — я решительно подобрала пышную юбку и направилась к столику с сигаретами. Забралась в кресло с ногами и с удовольствием выдохнула дым, рассматривая платье, которое Доминика держала в руках. Оно было серым, атласным, с деликатным приглушенным блеском. Строгое, несмотря на открытые плечи и широкую юбку, оно казалось бы слишком скромным, если бы не едва заметная драгоценная пыль, мерцающая серебряными цветами при движении.
— К нему нужно колье, — задумчиво сказала я, сделала еще затяжку, затушила сигарету и поднялась. — Простое, кольцами, до ключиц. Совсем простая полумаска. И длинные серьги. Давайте мерить.
Это было оно. Мое платье. Доминика скромно и торжествующе улыбалась, Мария ахала и охала:
— Ах, какая у вас в нем талия! Ох, как идут сюда эти серьги! Какая вы красавица, моя госпожа, тоненькая, как тростиночка.
Я с удовольствием послушала панегирики в свой адрес и решила, что жизнь прекрасна. Переоделась и отправилась на семейный ужин.
— Мартин пригласил меня на Серебряный бал, — сообщила я семье между основным блюдом и десертом. — Я согласилась.
Некоторое время слышался стук ложечек о блюдца — подавали горячий штрудель с ванильным мороженым, а нашим поварам он всегда особо удавался.
— Хорошо тебе потанцевать, — наконец, сказала Василина, и посмотрела на меня просящим взглядом. «Только не наделай глупостей, Мариш».
«Не наделаю, сестренка».
— А я тоже иду, — вдруг заявила Полинка и немного покраснела. — Демьяна уговорила. На пару часов.
— Сейчас окажется, что все Рудлоги будут на балу, — проворчала я с сарказмом.
— Меня точно не будет, — произнесла Алинка серьезно. — У меня зачеты. Да и не люблю я танцевать.
— Я тоже не люблю. Но все зависит от партнера, — мечтательно проговорила Полинка.
— Ты меня пугаешь, Полли, — съехидничала я беззлобно, — такая трепетная барышня.
Пол фыркнула, ковырнула мороженое.
— Когда влюбишься, поймешь, — заявила она с нотками превосходства.
«Не вздумай краснеть».
— Я тоже хочу, — заныла Каролина, — ну почему я так медленно расту?
— Радуйся, малышня, — приободрила ее Пол, — у тебя все впереди. Мы будем уже старыми перечницами, когда ты дебютируешь. Будем сидеть в уголке в чепцах, полировать клюки и отчаянно тебе завидовать.
Судя по тому, как Каролина надула губы, ее это не утешило. Отец протянул руку, погладил ее по плечу, и младшенькая чуть просветлела лицом, потянулась к нему за лаской, как котенок. Кажется, мы все уделяем ей слишком мало внимания.
— Каролиш, — попросила я, — пойдем после ужина ко мне? Я хочу посоветоваться, какие туфли и украшения выбрать. Поможешь?
Святослав Федорович тепло улыбнулся мне, сестренка с подозрением подняла глаза, но кивнула. Вот так-то лучше. Балы балами, но семья — дороже всего.
Мартин появился в половине десятого. И он был великолепен. Совсем не тот шаловливый маг, к которому я привыкла. Черный смокинг на широких плечах, серебристый жилет, шелковый шейный платок, элегантно подвязанный под острый воротничок белоснежной рубашки и закрепленный булавкой, блестящие ботинки. И черная резная полумаска.
— Мне будут завидовать все женщины в зале, — сказала я, глядя на кареглазое совершенство. Совершенство молча рассматривало меня, и на секунду я засомневалась — все ли правильно я выбрала? Поправила юбку, прикоснулась пальцами к тяжелому серебряному колье на шее.
— А у меня для тебя подарок, — произнес Март задумчиво и протянул букетик нежных серебристых цветов с пушистыми длинными лепестками. — Эдельвейс. Я угадал, к платью подойдет. Превосходно, Марина. Такая лаконичность.
Он прошелся взглядом по моим обнаженным плечам, вынул из букета один цветок.
— Позволишь?
Я кивнула, настороженно глядя на него.
— Что? — рассмеялся блакориец, после того, как приколол эдельвейс к лифу моего платья и поднял глаза.
— Ты слишком серьезный, — призналась я.
— Я ошеломлен и раздавлен, — шутливо парировал он, и я с облегчением вздохнула — вот же он, мой Мартин. — Поспешим, Ваше Высочество, тебе еще собирать сотни разбитых сердец.
«Сотни? Тебе достаточно одного. Но чтобы вдребезги.»
— Обалдеть.
Я задрала голову и посмотрела на гигантский погодный купол, закрывающий дворец Инландеров и большую часть парка за ним. Он был невероятен, думаю, под ним легко поместился бы такой городок, как Орешник. Внутри было сухо и тепло, будто на улице была не поздняя осень, а жаркий летний вечер — наверняка работали погодники.
— Теперь я понимаю, почему бал называют серебряным, — я глядела на подсвеченные фонарями прозрачные струйки осенней лаунвайтской мороси, стекающие по внешней стороне купола. Свет, льющийся снизу, делал потоки воды переливающимися, серебристыми. Словно мы шли под огромным круглым водопадом. Со стороны города, наверное, смотрится совершенно нереально. — Сколько же сил нужно, чтобы его поддерживать?
Мартин вел меня ко дворцу по широкой дорожке парка, а я все разглядывала окружающее и не могла прекратить вертеть головой. Везде свет, много света. Деревья с желтой и красной листвой — Лаунвайт находился куда южнее Иоаннесбурга, и осень здесь была затяжная — укрытые прозрачной кружевной паутинкой. Резные фонарики на ветвях деревьев, над беседками, оплетенными плющом, мерцающие синим, если внутри кто-то есть. Лениво парящие над круглыми прудами разноцветные огоньки. Маленькие камешки, выложенные вдоль дорожек и испускающие тонкие столбы белого света, создающие на куполе затейливый рисунок — будто в небесах парила неровная снежинка с лучами, бегущими к центру — дворцу. Серебристые духи воздуха, туманными змейками возникающие перед появляющимися и подъезжающими гостями и деловито сопровождающие их, чтобы не заблудились. Одна такая малышка вынырнула из-под земли и перед нами, подняла голову, разглядывая нас синими глазами-бусинками, поклонилась и медленно поползла вперед.
