Орвехта накрыла мерзкая пронизывающая дрожь в мышцах, в сухожилиях, в костях, в рванувшейся, словно прочь из западни, душе, и в придачу подступила тошнота. Судя по тому, как обморочно осунулась худощавая треугольная физиономия древнего мага, тот испытывал похожие ощущения.
– Идемте, – поторопил Суно изменившимся голосом. – Держимся вместе, убиваем без проволочек. Чем быстрее закончим, тем скорее отсюда выйдем.
– Если сюрпризов не будет, – бледно, хотя и с оттенком куража, усмехнулся его спутник.
Хотелось спросить, на какие еще сюрпризы он рассчитывает, но на разговоры не было времени. Долго здесь находиться нельзя. Накопитель, оставшийся без контроля опытных магов-смотрителей, – это истинная морилка для любого, кто сюда заберется.
Было заселено четырнадцать ячеек. Внутри стояли одинаковые дощатые лежанки с тюфяками, снабженные боковыми загородками на петлях и крючках, чтобы искалеченный обитатель не скатился на пол. Четверо оказались мертвы, об остальных до сих пор кто-то заботился – вероятно, выполняющая команды кукловода нежить? Застоявшийся запах мочи и кала, слюнявые рты, затуманенные глаза. Или глаза, полные тяжкой ненависти. Убивал Эдмар, одного взмаха его веера было достаточно, чтобы отсечь человеку голову. Он сейчас был наемником, работающим за оговоренную плату, и действовал с хладнокровием и эффективностью дорогого наемника.
«Этот парень не простит того, что его тоже хотели обречь на такую участь», – мелькнула у Суно тревожная и немного виноватая мысль.
Не старая еще женщина с жидкой порослью свалявшихся желтовато-русых волос при их появлении засмеялась:
– Какой красавец пришел, а я тут без рук, без ног, посмотреть не на что… Зато у меня сынок есть, сынишечка, у него ноги получше, чем у вас, и рук сколько угодно! Родила я себе сыночка…
Короткий взблеск китонского боевого веера прервал ее излияния.
– Суно, моя длинная, как Млечный Путь, память, которую вернул мне Лилейный омут, свидетельствует о том, что я, скажем так, неоднозначная личность, – признался Эдмар, когда вышли из последней обитаемой кельи. Его щеки ввалились, под глазами проступили синяки, руки и шелковые лохмотья были забрызганы кровью. – На протяжении своих прошлых жизней я перепробовал все мыслимые и немыслимые пороки, в нынешней жизни я тоже не был пай-мальчиком. Увы, одно время я был энергетическим вампиром, ибо разучился пользоваться собственной силой. Я был убийцей, интриганом, насильником, обманщиком и много других интересных ролей перепробовал. Но таких вещей, какие творит ваша Светлейшая Ложа, я, право же, никогда не делал.
Орвехт не нашелся, что на это сказать. И лишь потом, когда дошли до лестницы, устало буркнул:
– Накопители держит не только Ложа.
– Да разве ж я это отрицаю? – расслабленно и покладисто усмехнулся древний маг.
«А еще ты был треплом, – мстительно дополнил про себя Суно. – И остался им по сию пору».
Они находились на верхней галерее. За перилами темноватым провалом зиял громадный центральный зал, в свете магических ламп сверкали на полу золотые руны. Запрокинув голову, можно было увидеть пирамидально сужающиеся своды, и в центре – золотую же пластину, даже в полумраке мучительно слепящую, так что возникало непреодолимое понуждение отвести взгляд. Что за символ на ней выгравирован, рассмотреть никак не удавалось, он как будто с некоторой периодичностью менял очертания, но чувствовалась исходящая от него мощь и угроза.
Орвехт со всей отчетливостью осознал, что они с напарником находятся в действующем Накопителе, в котором не осталось ни одного живого древнего мага. Кроме Эдмара-Тейзурга – его лицо приобрело цвет лежалого творога, подведенные глаза выделялись резко и театрально. Впрочем, Эдмаром Накопитель не ограничится. Сожрет обоих. Воздействовать на него Суно не мог: для этого нужны тайные заклинания, которым обучали только посвященных, он этими знаниями не владел. Надо поскорее уносить ноги.
– Сможете открыть Врата Хиалы?
– Здесь – нет. Эта ваша штуковина уже ко мне присосалась, как будто я бокал с коктейлем, гадость какая…
– Пошли к выходу.
Они напоминали двух пьяных, которые тащатся с пирушки, по мере сил поддерживая друг друга. На первой же лестнице едва не пересчитали ступеньки.
Суно тоже чувствовал себя омерзительно: Накопитель никаким магом не побрезгует, хотя известно, что подкормку для тех, кто находится снаружи, можно получить только с древних, остальные сгорят без отдачи.
Всего-то и нужно спуститься еще по двум лестницам и доплестись до двери, ведущей наружу. Выполнимая задача, несмотря на отвратное самочувствие. Накопитель не убивает. Здешние жертвы, как правило, умирают от старости, принеся немалую пользу, хорошо послужив Светлейшей Ложе. Тьфу, сами собой лезут в голову фразы, какими мудрые наставники ободряют новичков, потрясенных чудовищной правдой.
Скрип двери. Тихие шаги.
Увидев, что там, внизу, появилось, Суно ухватился за перила. Или он сходит с ума, или кто-то здесь сошел с ума еще до него…
Это был воистину лес рук. Или, скорее, существо напоминало куст: не меньше дюжины длинных конечностей, на загляденье мускулистых, раскинутых, словно могучие ветви.
– Демоны Хаоса… – потрясенно выдавил напарник, вцепившийся в перила рядом с Орвехтом. – Это ее сынок! Порождение той волшебницы. Готов поспорить, он-то и есть кукловод.
«Сынок» уже поднимался по лестнице. Ноги у него были крепкие, скульптурно стройные, с рельефными мышцами и большими грязными ступнями. Приплюснутая голова бугром выступала над плечами, а торса не разглядеть из-за обилия растущих отовсюду рук. Из одежды на нем были только рваные штаны, найденные, вероятно, возле какой-нибудь мумии.
– Она в избытке наделила его тем, чего сама была лишена, – печально заметил Эдмар. – Бежим! Пока он нас не уделал…
Бежим – это громко сказано. Они торопливо заковыляли по галерее, словно выпивохи, спасающиеся от полицейского патруля. Добраться до противоположной лестницы… Не получится. Обладатель дюжины рук передвигался куда проворней, и не осталось им ничего другого, кроме как ввалиться в первую попавшуюся келью – пустую, без трупа – и припереть дверь скрипучей деревянной лежанкой, которая, конечно же, его не удержит.
– Оставьте кровать! – бросил сквозь зубы древний маг. – У меня лучше есть…
Неужели он думает, что сможет здесь запечатать дверь заклинанием? Но нет, он вытащил из своих шикарных шелковых лохмотьев продолговатый сине-желтый цилиндр, изрисованный неведомыми значками. Из металлической штуковины на конце сего загадочного предмета полезло прозрачное желе, которое, накрывая дверную щель, мгновенно застывало, отливая льдистым блеском. Орвехт никогда не видел ничего подобного.
