Интуиция подсказывала, что нужно побыть спокойной хотя бы несколько минут, потому что потом ей будет из-за чего волноваться.
— Ну, дела обстоят так… — Таванель вздохнул, отчего по нему прошла рябь, как по воде. — Орден Кельмотов прекратил свое существование два дня назад.
Фея, приготовившаяся узнать о конце света, крахе банка «Надежные пещеры», появлении бывшей жены с выводком детей или разводе, безмятежно улыбнулась.
— Уфф! — воскликнула она, сияя и порхая вокруг любимого мужа. — Как ты меня напугал! Я-то думала, произошло что-то непоправимое, а это…
Тут она вспомнила, как свято чтил муж свое звание рыцаря-кельмота, сколько испытаний вынес, сколько жертв принес во имя Ордена, и быстро заговорила:
— Закрылся орден, печально, конечно, но не беда. Откроем новый. Галя, то есть, его светлость, поделится каким-нибудь основательным замком, ему не жалко — он даже не знает, сколько их у него. Узнает — удивится, скажет — зачем столько, и отдаст тебе любой, какой захочешь. Я сама подберу подходящий. Будешь сам себе хозяин, наберешь новых рыцарей, напишешь какой-нибудь до ужаса благородный и невыполнимый устав.
Гампакорта деликатно кашлянул. Пугательный призрак, решивший было, что в Кассарию снова просочился древний монстр (и не слишком погрешивший против истины), появился прямо из пола, готовый пугать, изгонять и кричать «караул!», но потом понял, что это всего только мирные обитатели замка, и, извинившись, исчез.
— Мадам! Гризенька! — хором заговорили рыцарь и оборотень, и по тому, каким ласковым стал голос каноррского князя, Гризольда поняла, что дело не просто плохо, а, кажется, ужасно.
— Боюсь, что я не смогу дольше оставаться в этом мире без поддержки в лице Великого магистра, — вздохнул Таванель. — У меня сердце рвется говорить тебе такое, но ты должна морально подготовиться к моему, как бы это сказать, внезапному исчезновению, которое состоится не позднее послезавтрашнего утра.
Сигнал тревоги неожиданно прозвучит в четыре часа утра
Из армейских афоризмов
— Не поняла, — заявила фея, которая уже все поняла. — А что говорит этот ваш Великий магистр, с какого перепугу он вдруг упразднил орден? А? Идем к нему, поговорим по душам, стряхнем с него пыль… И дядю возьми с собой, думаю, ему есть что дать по голове этому негодяю!
— Моя отважная! Ты неповторима! — умилился рыцарь. — В том-то все и дело, что я не знаю, отчего магистр решил его упразднить. Полагаю, причина в том, что случилось нечто ужасное, и Великого магистра больше нет. Он встретил врага более сильного, и проиграл решающую битву. Это самое простое объяснение.
— Что значит — проиграл?! Кому — проиграл?! — снова взвилась Гризольда, и в буквальном смысле — тоже, под потолок. — Ты же только и делаешь, что говоришь, что это самый великий Великий Магистр за всю историю ордена. А даже если и проиграл, ты-то тут при чем? Ты-то ничего не проигрывал! И почему он никого не призвал на помощь, мы все могли бы вмешаться?!
Тут фея внезапно представила себе жизнь без Таванеля и осеклась на полуслове.
— Ох, — сказала благородная душа, умело пользуясь возникшей паузой. — Это такой долгий рассказ.
И уже приготовилась было рассказывать. А остальные приготовились было слушать. Из чего мы смело делаем вывод, что они плохо изучили характер кассарийской феи.
— Да какое мне дело до этих эпических подробностей! — возмущенно закричала она, размахивая трубкой перед клювом Крифиана. — Мы же не роман читаем! Делать-то, делать-то что?!
— Вероятно, смириться. Я уже поведал князьям все тайны, которые хранил во имя Ордена, и надеялся провести последние часы с тобой…
Было мгновение — короткий миг, но его вполне хватило всем присутствующим на долгие годы вперед, когда им показалось, что лорду Таванелю судьбой отмерено гораздо меньше времени, чем он оптимистически предполагал. Но фея не зря славилась на всю Кассарию трезвым умом и отсутствием сантиментов. Она быстро вычислила, что убийство мужа никак не сохранит их брак и даже не продлит ему жизнь. А она предполагала провести с ним еще много счастливых веков, за которые он, быть может, выучит, что слово «смириться» не из ее словаря.
— Потом, — сказала она глубоким голосом, который обещал счастливому избраннику незабываемые впечатления, — мы обсудим отдельные моменты. Не теперь. Но потом — ох, как мы поговорим!
Бойтесь разозлить доброго человека
Натан Эйдельман
* * *
Знакомо ли вам это странное расплывчатое состояние, когда после какой-то особенно крупной неприятности вы засыпали сном праведника. Сон этот был крепок и сладок, и снилось вам, что ничего страшного не произошло; что все не только осталось по-прежнему, но и стало как-то благостнее, ярче, лучше и что впереди ожидает неожиданная радость. И первые несколько минут после пробуждения вы все еще беспричинно счастливы; как вдруг память возвращается — сразу и вдруг — будто падает сверху ледяная волна, сбивает с ног, подхватывает и волочит за собой; и в животе образуется сосущая пустота, и так тоскливо, тоскливо… И хочется нырнуть обратно под одеяло, укрыться с головой, закрыть глаза и втянуться обратно, в ушедший сон, в ту реальность, где нет этого кошмара.
Удели своим неприятностям два часа в день, и используй это время, чтобы хорошенько выспаться
Янина Ипохорская
Зелг безмятежно улыбался, посапывая. Ему снилась тенистая аллея замкового парка, в которой он весьма удачно продолжил то, что начал в спальне. Он обнимал Касю, целовал ее, а она смеялась и плакала одновременно, и тоже целовала его солеными губами, и все говорила, говорила — что теперь она вернулась навсегда, и что больше в их жизни не случится ничего плохого, да и это был всего лишь жуткий сон. А теперь наступит покой и счастье. Он наклонился, чтобы поцеловать ее как можно обстоятельнее, но тут она ткнула в него чем-то твердым и сказала:
— Галя! Проснитесь немедленно!
Зелг попытался перевернуться на другой бок, но грозный голос велел:
— Галя! Скажите ему!
— Что? — сонно удивился герцог.
— Не знаю. Придумайте! Он хочет оставить меня вдовой с семнадцатью детьми!
— Сколькими?! — прохрипел Зелг, с которого мигом слетели остатки сна.
— У фей обычно многодетные семьи, — пояснила Гризольда, устраиваясь у него на колене и жестикулируя погасшей трубкой. — И у нас могла бы. Но он собирается нас бросить.
— Сударь мой! — укоризненно воскликнул Зелг.
— Как вы можете?! — укоризненно воскликнул его зеркальный двойник.
