Не знаю, как я это сделаю, ведь здесь мы — бесплотные духи, способные общаться, но не сражаться. Но где-то в подсознании сидит, не отпускает, мысль, что возможно и это. Сейчас, ухвачу ее…
Властно поднятая рука заставляет меня, уже готового вцепиться в горло проклятому мальчишке, остановиться. Губы Раймона чуть шевелятся, складываются в добрую, но в то же время гордую улыбку. Гордую за меня.
— К несчастью, я именно Раймон, — говорит он и, совсем как при жизни, сдувает упавшую на глаза непокорную челку. — Знаешь, теперь я по-настоящему спокоен, — после паузы смущенно добавляет он. — Ты будешь до конца защищать Мир. И еще… Знай и передай живым, что я их всегда любил и люблю сейчас. А теперь прощай…
Киваю.
— И не забывайте меня, ладно? Память — все, что от меня останется…
— Да, — отвечаю я. Хотя сердца у меня сейчас нет (по крайней мере, такого, с которым может случиться инсульт), я чувствую, как что-то в бесплотной груди предательски щемит…
— Успокойся! — еще раз усмехается Раймон. — Может быть, мы еще встретимся… Иногда память, вера и любовь способны воскресить даже Богов — внимательнее читай священные книги. Я какое-то время подержу ворота в Мир мертвых открытыми, ты успеешь проскочить назад. А потом… Ну, потом меня не станет. Прощай. Если чем обидел, прости.
Багровая муть отступает, я открываю глаза. Оказывается, в Эрхавене прошло лишь несколько секунд, даже заклятье, которое плетем мы с Амелией, только начало распадаться. Наших знаний и умений с лихвой хватает, чтобы остановить распад, укрепить заклятие дополнительными «скобами», охватывая огромным овалом, образованным смешением магии Исмины и Лиангхара, вражеский флот. Меня жжет ненависть к кичливой мрази, бывшему союзнику, посягнувшему на то, что Раймон спас такой страшной, непомерной ценой, предавшему меня самого. Перехватываю укоризненный взгляд Верховной, чувствующей мое состояние. И лишь злее стискиваю зубы, довершая самое убийственное в жизни заклятие.
Исмина проповедовала любовь и милосердие?! Но разве умеет любить не умеющий ненавидеть? Когда враг покушается на тех, кого любишь, чего стоит любовь, если дашь их погубить? Это не мой Храм, но он часть Мира, который я люблю таким, как есть. Я буду защищать наследие их богини, ни на миг не забывая, ради кого это делаю, и что больше защитить город Исмины некому. Я не позволю мять и кроить, как глину, свой Мир всяким там иномировым проходимцам и их прихвостням. Пусть они и не ведают, что творят.
— Бей! — кричу Амелии, уже не боясь, что заклятие рухнет.
Мы заканчиваем чары одновременно, как договаривались. Заклятия заработали, сплетаясь в нечто поистине чудовищное.
С шипением и треском, прямо из воды перед вражеским флотом взмывает узкий, тонкий и широкий, точно клинок, язык пламени. Стремительно расширяется, огибая флот с боков. Огонь мчится стремительно, как по просмоленным дровам, скользит по морской глади. Прежде чем враг успел что-то сообразить, пламя смыкается позади эскадры, окружив обреченный флот. Колдовской огонь торжествующе ревет, взметаясь в темное небо. Становится светло, как днем. Огненная петля медленно, но верно стягивается вокруг скучившихся в заливе кораблей.
Мучаясь от воздействия враждебной магии (Амелию защищает Сила близкого Храма, а мне по-настоящему паршиво — будто сверху елозит, пытаясь устроиться поудобнее, тысячефунтовая гранитная глыба), мы с Верховной заняты по горло. Следует придержать огненное кольцо, стремящееся «схлопнуться» в центре, где покачивается на волнах колоссальная трехпалубная галера. Это и есть наш… то есть, их… флагман, несущий на борту Палача Шаббаата, уйму жрецов рангом пониже и темесских советников — морских офицеров.
Если заклятие пойдет вразнос, в центре рванет так, что вода в Эрхавенском заливе обратится в крутой кипяток и гигантской волной обрушится на Эрхавен. Когда мы опробовали заклятие на щепках, плавающих в бочке, щепки честно сгорели, но когда огненный круг «схлопнулся», бочку просто разнесло, как ствол пушки, в который сыпанули слишком много пороха, на незадачливых волшебников хлынул поток кипятка. Хорошо, я был в высоких армейских сапогах, спасших ноги от серьезных ожогов, а Амелию выручила великолепная реакция танцовщицы — она успела вскочить на стол. Но там кипяток залил пол, а в нашем случае это будет весь Эрхавен с осадной армией. Хорошенький выйдет супчик, наваристый, жаль, никто не оценит кулинарное достижение.
Порой мы улучаем момент, когда можно взглянуть на залив, где находится армада. Зрелище впечатляет, хотя мне доводилось творить фейерверки и помощнее — вспомнить хотя бы заклятие на Сумрачном… Но тогда ахнуло в безлюдных краях, где нет ничего, кроме скал и льда, а здесь густонаселенная, сплошь распаханная и застроенная равнина между морем и горами, огромный город и шестьсот пятьдесят тысяч человек в нем. Не говоря уж о тридцатитысячной осадной армии. Мы с Амме — те самые слоны в посудной лавке…
Там, в заливе, ночи больше нет. Огненная стена поднялась до небес и тесниткорабли, заставляя их сбиваться беспорядочной и уже неуправляемой — борт к борту — кучей. Но все имеет свой предел — настает момент, когда отступать некуда. Колдовское пламя приближается обманчиво-медленно, оставляя за собой клокочущую, исходящую паром воду.
Кто-то прыгает за борт, надеясь поднырнуть под огненную завесу. Мимоходом отмечаю: шансов у смельчаков никаких. Даже если случится чудо, они смогут миновать огненную стену, дальше на десятки копий тянется полоса кипятка. Из такой ловушки не выбраться никому. И это навсегда останется на нашей совести, ибо в огромной армаде, блокировавшей Эрхавен с моря, наверняка есть достойные люди, а то и агенты эрхавенской разведки.
Хорошо Баттиньолю! Он не испытывает ни малейших колебаний. «Ялиана» кружит вокруг стены пламени, опустошая пороховые погреба, хотя я не вижу в этом ни малейшего смысла. Стреляют и по ним. Но ядра, летящие извне, долетают до кораблей, хоть и раскаляются добела, изжаривая некоторых раньше срока, а вот посланные канонирами Шаббаата плавятся, едва коснувшись огненного кольца. Падают в кипящее море огненными брызгами, с шипением, а иногда и небольшими взрывами исчезают в бурлящей воде.
Огненная стена наконец добирается до первого корабля. Еще один щедро (по себестоимости) подаренный темесцами прам, недобро уставившийся на мир жерлами осадных орудий. Мы с Амелией хотели бы не смотреть, но, к сожалению, этот фрагмент танца-заклятия должен исполняться лицом к противнику, зоркие глаза жрицы выхватывают из желто-алого зарева детали, одна кошмарнее другой. Со стены отчетливо видно, как толстенные бревна корабля, пропитанные особым составом против горения и гниения, вспыхивают, будто солома, едва коснувшись огненной стены. Как восковые, плавятся могучие орудия, разом вспыхивают паруса…
