— Нет, — спокойно ответил Тарик.
— Прекрати! — на этот раз Айша, судя по звону, топнула ногой.
— Нет, — повернул он голову в ее сторону.
— Госпожа?.. — аль-Фадль тоже посмотрел в сторону занавеса.
— Я не понимаю, чего ты хочешь, — звенящим от ярости голосом проговорила женщина за красным шелком. — Ты хочешь, чтобы мой сын царствовал над трупами и развалинами?
— Я предпочту видеть Хорасан выжженным и обезлюдевшим — но под властью халифа, — прозвучал в ответ нечеловечески спокойный голос.
— Только через мой труп, выродок! — рявкнул аль-Фадль и уткнул в Тарика веер.
И увидел ослепительную, выжигающую глаза вспышку.
— Нее-еет-еет!!!.. Тарег, нет! Нет!! Нее-ееет!
Вазир не успел услышать пронзительных криков Айши — окутанный волнами призрачного, гасящего дневное сияние света, он медленно-медленно падал навзничь.
Над ним колебалась черная — чернее солнца в затмении, — обведенная узкими, как стрелы, ярко-белыми лучами, фигура, — без глаз, из которых бил все тот же страшный свет, с изнаночно черной маской лица, — и с расходящимися веером свечений крыльями за спиной, в которых терялись распахнутые руки. В нездешнем жаре искажались линии и силуэты, колонны словно оплавлялись в остекляневшем воздухе, и из яростного пламени доносился страшный крик:
— Никогда! Слышите! Никогда! Не отдам! Ни пяди земли! Клянусь! Именем! Всевышнего!..
Дзынь, дзынь — начали лопаться стеклянные стаканчики-колбочки для чая, люди закрывали от жгучего неминуемого света лица, кругом свистело и гудело.
— Мама! Мама-ааа!
— Фахр, детка!!
— Мама-ааааа!!..
В сердцевине сгуска света что-то задрожало — и взбесившиеся предметы сначала замерли в воздухе, а потом упали на землю. Кинжально яркие лучи медленно втянулись, теряя в слепящем блеске, — и в них стала проявляться сначала темная, а потом и вполне обычная фигура Тарика — волосы, лицо, руки, белая с золотом накидка. Нерегиль поводил головой и смигивал, усмиряя прокатывающуюся по телу дрожь.
Со двора доносился безутешный детский плач:
— Мама-ааа…
Очень медленно Тарик повернулся на голос.
У серой стены сидела перепуганная простоволосая женщина, прижимающая к себе рыдающего ребенка. Мальчик заходился от всхлипов, дрожа подбородком, и прижимал к груди рыжее тельце хомяка.
Дом Исхака ибн Хальдуна
в квартале Нахийа Шафи
Утреннее солнышко играло веселыми бликами на мелкой ряби разгоняемого ветерком пруда. Махтуба прищурилась, приглядываясь к тому, что стояло на бело-синих изразцах бортика, — и засопела еще сильнее. Так и есть, не сьел. Опять ничего не сьел: ни рагу из баклажанов — вах, какое рагу, с чесночком, с красным перчиком, халифу такое рагу дать, да он пальчики оближет, — ни ребрышек, ни риса, ни моченого кизила с райскими яблочками. Все стояло нетронутым.
Осторожно, подобно пробирающемуся к озеру носорогу, Махтуба выдвинулась за распахнутую решетчатую дверь — ну и где он? Кравшийся следом Гассан жался на пороге, боясь выходить на террасу.
В саду успокоительно журчал фонтан и исходили знойным треском цикады. Ветер прогладил и перебрал длинную бахрому пальмовых листьев, колыхнул осколки разбитого зеркала пруда.
— Вон он, — острожно прошептал Гассан.
И показал на белую сидящую фигурку, прислонившуюся к выложенной изразцами лежанке на дальнем берегу водоема.
— А ножичек? — пожевав губами, спросила наконец огромная женщина.
— Ножичек при нем, — тихо-тихо проговорил Гассан, прищуриваясь.
Изогнутое лезвие джамбии ярко горело на солнце — кинжал лежал поперек большой пиалы, стоявшей у бока нерегиля.
— Как полезет в пруд с ножичком — кричи что есть мочи, прибежим все, сколько нас ни есть, — сурово складывая на колышущейся гигантской груди руки, распорядилась Махтуба. — Смотри мне в оба, о сын греха!
И на всякий случай поднесла к носу юноши огромный черный кулак. Гассан, отклоняясь от грозной ручищи, лишь согласно покивал.
— А я пошла к воротам госпожу стеречь. Говоришь, сразу до Сальмы допустили, ты быстро передал записку?
Махтуба спрашивала в который раз. И в который раз Гассан покорно ответил:
— Да я ж побежал во дворец сразу после утреннего намаза, и вот как добежал, так и отдал записку-то…
— И что?
Гассан лишь обреченно отмахнулся: и впрямь, что он мог ответить Махтубе? Госпожа смертельно рисковала, покидая харим, — ее могли хватиться всякий миг. Да и перехватить по дороге тоже могли — и о том, что бы случилось тогда, никому не хотелось даже думать…
Белая фигурка на той стороне пруда — лицо уткнуто в обхваченные руками колени — не шевелилась.
Тут за их спиной раздалось быстрое шлепанье босых ног — и придушенный возглас Самухи:
— Ой, матка, давай к дверям, идет, идет госпожа!..
И следом — дробный перестук каблучков по деревянному полу.
Шлепнувшись носом в землю, Махтуба и Гассан увидели, как между ними остановились, заколыхавшись, яркие складки кораллового шелка. Из-под них выглядывала присобранная оторочка зеленых шальвар и красные сафьяновые туфельки без задников, но на золотом каблучке.
— Поднимитесь, — ласково приказала Айша.
И, снова посмотрев на ту сторону пруда, с горечью добавила:
— Что ж раньше-то не позвали…
И тут Махтуба расплакалась. Размазывая ручищей слезы по круглому большому лицу, она застонала:
— Вай, госпожа, горе нам горе!.. Сейид, да помилует его Всевышний, да смилуется над ним, хоть он и неверный, наш господин, но Всевышний — Он милостивый, прощающий, так вот господин вернулся четыре дня тому из дворца, туча тучей, и с тех пор не выходит из саду! И ничего не ест, вовсе ничего не ест, и даже вина не пьет, просто сидит и сидит, только пересаживается с места на место — вчера вот тут на террасе сидел, а сегодня к пруду пошел, а ведь там самое солнце, и непонятно, ведь камень до бела раскаляется, а он все сидит и не двигается! А самое главное, — тут Махтуба округлила глаза и понизила голос, — я же вижу, хоть и старые у меня глаза, что нашего господина, да простит его Всевышний, посещают шайтанские, шайтанские мысли…
— Ты о чем? — быстро обернулась к ней Айша.
— У него на чашке лежит джамбия — вот уже второй день, — Махтуба перешла на страшный шепот и посерела лицом. — И он поглядывает на нее, госпожа, как поглядывают на понравившуюся девушку — искоса и с улыбкой…
— Я поняла.
Айша поправила на лице прозрачную жесткую ткань платка, тряхнула головой и пошла по ступенькам в сад.
