Кайн подняла на него глаза, но всё ещё не могла выдавить из себя ни слова, и только кивнула.
Чейн протянул ей руку, и она приняла её.
Ее крошечная ладонь была очень теплой и немного влажной от пота. Она сжала его пальцы, вероятно, слишком холодные для неё. Он повел ее вниз по лестнице туда, где в конце длинного коридора, почти у сторожевой башни, располагались комнаты посвященных.
— Ты передала сообщение, — сказал он. — Ложись спать.
Чейн смотрел, как она рысью уносится прочь, хотя девочка и оглянулась на него несколько раз. Когда она скрылась из вида, он вернулся назад к комнате Винн. Прикрыв руками кристалл, он вошел и выглянул из окна во внутренний двор.
Там никого не было, и он ждал в темноте, высматривая Винн.
Зверь в нем дернулся в своих цепях, но он загнал его внутрь, сосредотачиваясь на одной истине. Он теперь яростно охраняет это место — а также всех, кто живёт здесь, достоин он звания Хранителя или нет.
И он будет делать это так долго, как Винн позволит ему.
Винн сидела в нише на перекрестке ходов, глубоко в катакомбах Гильдии, а Тень лежала на полу, наблюдая за ней. По возвращении она отыскала домина Хайтауэра, чтобы уведомить его, что она здесь. Она предпочла иметь дело с ним, а не с Сикойн, но, как выяснилось, этого и не требовалось.
Безразличие, с которым Хайтауэр смотрел на нее, выдавало, что он уже всё знал. Какие-то вести, должно быть, достигли его ушей, и он просто отослал Винн в её комнату. Он даже не напомнил ей, что она не должна покидать стен Гильдии.
Так много произошло за одну только зиму.
Винн беспомощно смотрела, как ее Гильдия начала разваливаться изнутри, один орден или миссия обращались против других из-за недоверия, подозрений и тайн. Стихийные Духи напали на нее снова, появившись в мучении и гневе как какие-то олицетворение божественной силы, вызванные неистовой жрицей. В мертвом Балаал-Ситте, забытые гуюллаэ — все-пожиратели, драконы — ведущие происхождение от того, кто уничтожил ситт, охраняли орудие Врага и ждали кровь Глубокого Корня.
И в один отчаянный момент Винн вынудила Чейна поступить так, как она хочет, его любовью к ней.
Этим она показала, что понимает, что он чувствует, хотя сама не могла даже позволить себе осмыслить, что чувствует к нему. Это очень много значило для неё, и все же казалось таким незначительным перед лицом всего остального.
Свет холодной лампы падал на открытую книгу на столе перед Винн, посох с солнечным кристаллом стоял прислонённым рядом. Свиток Чейна лежал поблизости, как и ее новая тетрадь с короткими загадочными записями на замысловатых символах бегайн. Эта тетрадь была всем, в чем она нуждалась теперь, когда у нее была Тень.
Старые тетради, которые она сожгла, не прекратили своё существование. Их содержание было теперь еще больше вне чьей-либо досягаемости, чем пепел. Ночами она сидела наедине с Тенью, внося скудные, загадочные примечания в новую тетрадь, и тихо читала каждую строчку, много раз, до тех пор, пока…
Тень эхом не повторяла каждое слово.
Тень никогда не сможет говорить с Винн, как Малец, но одну вещь она делала даже лучше своего отца. Наряду с любым образом из памяти Винн, который собака могла показать ей снова в мельчайших подробностях, как только Тень понимала что-то, она накрепко запоминала это.
Где можно лучше скрыть тайны, чем не разделить их с тем, кто никогда не забудет даже самую маленькую деталь? А кто лучше подходит для этого, чем маджай-хи, от кого никто не сможет насильно отнять эти знания?
Тень поняла, почему это было необходимо. Возможно, она наконец приняла причины, по которым Винн взяла это на себя — и продолжит брать.
Скулящее рычание заставило Винн выпрямиться на табурете, и она обернулась.
Тень стояла перед входом в нишу, смотря по направлению к лестнице в Гильдию. Она волновалась все больше и больше, поскольку скоро должна была наступить ночь.
— Прекрати! — строго сказала Винн. — Здесь больше никого нет… и я уже выводила тебя наружу после обеда.
Точно так же, как с отцом Тени, Винн иногда ошибалась, когда бывала уставшая или раздражённая. Она забывала про сильный дух и уникальный интеллект, скрытый под маской молодого зверя.
Другие видели в них маджай-хи, просто мифических животных. Даже большая часть Лхоинна, которые расценивали их разумными существами со свободной волей, относились к ним со слишком большим почтением, чтобы принять, как равных.
Винн знала их лучше, и это добавило укол вины к ее трудностям.
— Ну прости, — прошептала она, ожидая раздраженных возражений из сломанных слов своей памяти.
Но Тень просто вернулась к Винн, даже не заворчала. Вздохнув, Винн поставила локти на стол и уперлась лбом в свои ладони.
Местонахождение трёх из пяти шаров было неизвестно, и чего она добилась, найдя второй? Чейн отбил его у Сау'илахка, но тем не менее, Винн почти ничего не знала о создании шаров или зачем они, кроме того, что принадлежащий теперь Красной Руде, нужен был в осаде Балаал-Ситта. Но как еще они использовались?
Винн знала слишком мало, чтобы предполагать, кроме разве что ошибки Магьер, когда она вслепую открыла первый шар Воды в пещере под скованным льдом замком. Только ли Магьер могла открыть шар тем инструментом, который ей дали?
Инструмент выглядел как гномский торк, но не был им. Потому что он был предназначен для того, чтобы высвобождать энергию шара? Было ли главной целью найти все шары и не дать им попасть в руки Древнего Врага?
Ещё больший груз лжи и обманов тянул Винн ко дну, всё больше из-за неё страдали другие, и всё больше тайн.
Последняя из них касалась стольких вопросов сразу, что она не осмелилась бы задать их кому-либо, особенно Красной Руде. У нее возникло отвращение к себе после того, что она сделала — запретила ему очищать имя Глубокого Корня. Сейчас только Тень и она знали это, но Винн не могла прекратить думать об этом.
Одна фраза, которую она увидела вырезанной в стене пещеры, заставила ее дважды осечься:
«Может быть, только мой брат…»
Она смотрела вниз на открытую книгу — оригинальный словарь гномских корневых слов, собранных за века археологических исследований. Сокращенная копия была в библиотеке наверху. Но то, что она искала здесь в оригинале, не было подтверждением того, что она знала. Скорее она надеялась, что это докажет, что она неправа, и освободит ее от другого бремени. Даже когда она спросила мастера Терподиуса, где это можно выяснить, она уже понимала, что это не позволит ей спасти истину.
Под Балаалом она услышала древнее имя. Оно прозвучало, когда дракон пересказывал последние слова Глубокого Корня, обрекающего себя на вечную смерть. Это имя заполнило ее голову шипящим шёпотом, и сначала она перевела его упрощённо. Она не знала древнего гномского, и поэтому подобрала самое близкое слово, которое только пришло ей на ум. Это заставило ее голос дрогнуть:
