Закричал Сокольник, забился, хлынула кровь; попался сокол в лапы медведю.
Илья опустил меч, вытер пот, хрипло дыша. Посмотрел на нас, мотнул головой: силен я еще, хоть и чуть не погиб сейчас, — и шагнул к Сокольнику.
И тут, воя от боли, ткнул Сокольник мечом в Илью: страшно свистнула-скрипнула кольчуга, отскочил Илья, вскрикнув.
— До смерти, до смерти… — приговаривал Сокольник сквозь зубы. Могучий был воин, и тайна его уходила вместе с ним.
— Чего воешь, подставь шею, — крикнул Илья, оправившийся от удара. — Кончу тебя, мучиться не будешь.
Выл Сокольник, махал мечом, как жук, у которого половину лап оторвали, слабел; выронил меч.
Отшвырнул ногой меч Илья, склонился над ним; открылись снова глаза Сокольника, и потянулся он за кинжалом, но рука не слушалась уже: утекала жизнь Сокольника кровью в землю. Всего несколько мгновений оставались Сокольнику на земле. Шагнул я к нему, спросить хотел, но обвел Сокольник нас в последний раз глазами, остановился на Илье и прошептал:
— Будь ты проклят… За мать не отомстил…
И умер Сокольник.
— За мать? — пробормотал Илья, выкатив глаза. — В жизни девки не обидел…
Тихо было на холмах, заходило солнце, залило нас красным, как кровью. Стояли мы, молчали.
Я посмотрел на Сокольника и не сдержал крика.
На земле лежал Илья.
Раскрыли рты Добрыня с Ильей. Переменила смерть Сокольника, постарел он, и было у него лицо Ильи.
— Что же это, богатыри? — прошептал Илья с ужасом.
Я не понял, откуда я знал то, что говорю, но слова сами выпрыгнули из губ:
— Сын это твой, Илья!
Илья стоял неподвижно, а Добрыня в досаде топнул ногой.
— Не было у меня сына, — глухо проговорил Илья.
— Был, — так же глухо отозвался Добрыня.
— Ты что, со свечкой надо мной стоял? — зарычал Илья гневно.
— Моя вина, не стал тебе говорить. Смородинка открыла мне — грозит тебе смерть от руки сына.
Спросил тебя — не знал ты о сыне. Не сказал…
— Почему, почему не сказал… — Илья закачался, как от боли.
— Моя вина, — повторил бледный Добрыня.
— Берег меня — и хуже вышло. Э-эх…
— Может, и не сын он тебе, — сказал я, сам себе не веря.
— Лицо, может, тоже не мое?
Я молчал. И все молчали. Закат стал гаснуть; тьма наползала с востока.
— Я все знать хочу, — сказал Илья тихо. — Кто он, откуда, за что мстил, кто на меня напраслину навел, почему я о нем раньше не слышал.
— Кто напраслину на тебя навел, я, кажется, знаю, — сказал Добрыня тихо.
— Волхв? — дернулся Илья.
— Не было злой Силы у Сокольника. Честного боя хотел, и сам честный был. Значит, натаскали его на тебя. Не лешие в лесу это делали. Многие веревочки в руках Врага сходятся; думаю, и эта тоже…
— Где искать, что делать? — проговорил Илья горько. — Коня и того у меня нет теперь. Куда я без Бурейки?
— Где искать? Вспомни, Илья, женщин своих, не было ли среди них странных? — сказал Добрыня.
Я в сомнении сощурился. Илья заезжал к вдовам, веселым, разбитным, послушным. Странные женщины его не интересовали.
Но Илья вдруг ахнул.
— Была, была одна… — В смущении он потупился. — Расскажу, ладно… Только-только стал я странствовать без Святогора, и была это первая моя девка. Заночевал я в деревеньке Мшенка, от Новгорода недалеко, и пришла она ко мне сама ночью, а утром я ее не нашел — всю деревню осмотрел. — Он подумал. — Двадцать семь лет назад это было. — И оглянулся на Сокольника непроизвольно.
«Двадцать семь лет назад, — подумал я. — Пришла неизвестно откуда, ушла неизвестно куда. Ищи иглу в стоге прошлогоднего сена».
— Лицо ее помнишь? — настаивал Добрыня.
— Какое, — махнул рукой Илья. — Ночью пришла, ночью ушла.
— Искать будем, — сказал Добрыня. — Найти должны.
— Не воскресишь его, — сказал Илья еле слышно. — Может, твой Бог это умеет? — И он покосился на Добрыню с детской какой-то надеждой.
Добрыня молчал.
— Все боги одинаковы, — молвил Илья горько. — Нет им дела до нас.
Добрыня хотел возразить, открыл уже рот, но промолчал.
Илья пошел прочь. Впервые он показался мне стариком с согбенной спиной. Он шел медленно, уходил все дальше и казался совсем маленьким среди огромных холмов, которые он так любил. Он дошел до рощицы и опустился на землю. Мы повели наших коней к нему.
Костра разводить не стали, сразу легли.
— Вот, может, нашел бы я сына, старел бы спокойно, — сказал Илья вдруг. — Эх, Добрыня, Добрыня, таишь ты все, сам все решаешь, что говорить, что нет. С людьми играешь.
Добрыня молчал.
— Нет, Илья, — сказал я быстро. — Это Сила часто с нами играет. Обманывает и заманивает. Особенно Сила Смородинки. Правильно Добрыня сделал.
— Про Волхва так поверили, — гнул свое Илья, — сразу за море поехали. А про Илью не поверили…
Мы молчали. Я знал, что Добрыня был прав. Вообще заповедано о будущем людям говорить — первейшее это правило. Теряются люди сразу, бояться всего начинают, а будущее все равно настигнет. Были, были примеры: предупреждали людей — грозит тебе смерть от чего-то. Князя Олега вот предупреждали, что от коня смерть. Он на коня этого ни разу не сел, а только на кости его посмотреть приехал — и змея его ужалила степная. Знал — а не уберегся. Правильно, правильно Добрыня сделал. Все Учителя говорят: не говорите людям про их будущее. А уж когда тебе Смородинка нашептывает — тем более.
— Подумай, Илья, — сказал я. — Доложился бы тебе Добрыня. Как бы ты потом в боях бился? В каждом всаднике своего сына искал?
Свистал ветер в балках; птицы ночные завелись…
— Не понимаю я Силы вашей и заповедей ваших, — откликнулся наконец Илья. — Все ты, Добрыня, наверно, правильно сделал, а просто кончается мое времечко, по всему видно.
Поворочался Илья, спросил:
— Больше тебе, Добрыня, Смородинка ничего не открывала?
— Нет!
— И то слава Богу, — проворчал Илья и умолк.
Утром пошли мы хоронить Сокольника.
Осмотрели мы с Добрыней его тело. Шрамов не было: не воевал, хотя боец был отличный. Руки — не воинские руки, руки пахаря. Значит, не странник был, на земле сидел, есть надежда концы найти. На шее — мешочек: женские волосы и колечко. Волосы молодой женщины, а колечко не простое: письмена на внутренней стороне выбиты.
Знали мы эти колечки. Давал их Волхв в давние времена доверенным женщинам.
Сказали мы Илье:
— Девица твоя странная Волхвом к тебе послана была и родила от тебя Сокольника. Умерла мать его, нашел его Волхв и сказал: Илья мать твою погубил.
Сказал, надел на шею мешочек с прядью волос и с колечком и заповедал: отомсти. Рос Сокольник на земле, как пахарь был, но кто-то воинскому делу его учил, а статью и сноровкой он в тебя пошел, да кто-то ему еще и приемы твои показал. Известно кто.
