— Боюсь, что да. Если не сделает чего-нибудь похуже.
— Это несправедливо! — быстро возразил ее муж, резко взмахнув рукой. Тьерри де Карензу качал головой. — Он не предатель.
— Нет? — Это слово произнес Блэз. По-прежнему этим внушающим легкую тревогу новым, сдержанным тоном. — Как вы назовете человека, который поступает так, как только что поступил он, независимо от того, какую дорогу он выберет потом?
Это был справедливый вопрос, — пусть и резкий. Именно об этом спрашивал Фальк. Ответ легко было дать: такого человека называют предателем.
Розала взглянула на брата и увидела, что он в упор смотрит на нее впервые за это утро. В его глазах, точно таких же, как у нее, она прочла тот же ответ. Если бы это было в Горауте, внезапно подумала она, Уртэ де Миравалю никогда не позволили бы покинуть этот зал живым.
В этой мысли было нечто очень страшное. Она начала понимать часть той цены, которую Арбонна платила за свои свободы и за свою тонкую изысканность.
Розала спрашивала себя, сколько еще придется заплатить.
И именно в этот момент, вспоминала потом Розала, раздался стук в дверь, стражники открыли ее и впустили двух измученных, покрытых дорожной грязью трубадуров с посланием с острова Риан. В этом послании говорилось, что верховной жрице было послано богиней видение о битве у озера Дьерн.
Такое же послание принес другой гонец на остров посреди озера в то же самое утро. Лиссет, которая, разумно это или нет, все-таки не уехала на зиму домой к матери, услышала эту новость, когда пришла по зеленой траве в столовую на завтрак.
Они не слишком удивились. Они знали, что армия Гораута, вероятно, явится к ним. Этот остров был самым почитаемым святилищем Риан на севере Арбонны, а к этому времени все знали, что воины Гораута выступили в крестовый поход во славу бога. Не имело значения, что Коранносу здесь тоже поклонялись. Если бы такие вещи имели значение, с горечью подумала Лиссет, тогда жрицы, дети и те, кто пытался их защищать, не сгорели бы и не лежали сейчас мертвыми.
Она отошла немного в сторону от кучки взволнованно беседующих священников и жриц. Нелегко найти уединение на тесном островке, и как ни удивительно для человека, ставшего взрослым среди тесного общения в мире трубадуров, ее в последнее время привлекало одиночество. Точнее, с той ночи, когда она убаюкала Блэза Гораутского детскими колыбельными, а потом вернулась из его спальни обратно в гостиницу вместе с Алайном. Тем не менее она уже не ощущала ни смятения, ни острой боли. Они остались позади, когда наступила зима. Камень издает плеск, ударяясь о воду, думала Лиссет, стоя на этом самом берегу в тот день, когда приплыла сюда в конце осени, но не издает совсем никаких звуков, погружаясь глубоко на дно озера. Вот что она чувствует, решила Лиссет, или чувствовала, пока не началась война с ее тревожными сообщениями о смертях и кострах, и мысли о личных делах стали казаться пустячными и совсем исчезли.
Она смотрела через неспокойные воды озера Дьерн, мимо камней Талаира медового цвета на северном берегу и дальше, мимо травы в долине, на зимние виноградники и лес, виднеющийся вдалеке. Откуда-то оттуда приближалась армия, с топорами, мечами и факелами, и над ними на пиках плясали отрубленные головы. Те, кому удалось убежать на юг, спасаясь от ярости Гораута, принесли рассказы о подобных ужасах.
Лиссет сунула руки в складки куртки, которую ей подарила Ариана де Карензу. Утро выдалось холодным, сверкающим, как алмаз, резкий ветер заставлял столбы дыма клониться в сторону юга. Воздух был свежим и чистым, и она далеко видела. На западе, когда она повернулась, массивные камни арки Древних ясно вырисовывались в конце аллеи стройных вязов. Лиссет ненавидела эту арку. Ненавидела с того момента, когда впервые увидела ее много лет назад: в ней запечатлена слишком гнетущая мощь, неоспоримое искусство скульптора было целиком посвящено задаче ясно выразить его жестокую идею. Сейчас эта арка напоминала Лиссет каждый день о том, что надвигалось.
Она была бы в большей безопасности дома, она это понимала. Вторгшаяся армия еще долго не сможет добраться до Везета, а если до этого дойдет, — известная жонглерка может сесть на корабль, и ее с радостью примут в Портецце или в Аримонде.
Эта последняя мысль промелькнула так быстро, что Лиссет не успела ее серьезно обдумать. Даже когда стало ясно, что лестное предложение, которое они с Алайном приняли — зимовать на острове Риан, — привело их прямо на тропу смерти, Лиссет знала, что не уедет.
Она могла привести причину, если бы ее кто-нибудь спросил, но никто не спрашивал. Однако именно песня Рамира в Люссане на осенней ярмарке больше, чем что-либо другое, определила ее нынешние чувства. Если ей суждено сыграть роль, любую роль в это ужасающее время, то она не в том, чтобы прятаться на юге у моря или спасаться бегством по воде. Воображаемый камень внутри ее, бесшумно погружающийся, словно сквозь темную, стоячую воду, тоже, возможно, имел к этому отношение. Она бы признала это; обычно она была честной перед собой, а самая острая боль уже утихла. Прошло несколько месяцев после ярмарки в Люссане; Лиссет даже не знала, где находится Блэз. Теперь про себя она звала его по имени. Ведь хотя бы это можно было себе позволить?
Алайн тоже остался на острове. Она так и знала. С каждым днем ее привязанность к маленькому трубадуру росла. Он даже начал упражняться с мечом, после полудня переплывал озеро и присоединялся к коранам Талаира. У него не очень хорошо получалось. Лиссет однажды отправилась посмотреть на него, и у нее зародилось дурное предчувствие, словно навалилась еще одна тяжесть.
Это мрачное предчувствие снова охватило ее сейчас, когда она смотрела через барашки на волнах на камни арки на западном берегу, пытаясь осмыслить известия, которые принес гонец от верховной жрицы.
— Как ты думаешь, они построят свою арку, если уничтожат нас всех?
Она не слышала, как подошла Ринетта. Лиссет не обрадовалась, так как все еще не разобралась в своих чувствах по отношению к спокойно высокомерной юной жрице, но повернулась и посмотрела на нее.
Как всегда, сова привела ее в замешательство. Только верховные жрицы каждого храма или те, которые были избраны и проходили обучение в качестве их преемниц, имели этих птиц. Ринетта, была не старше самой Лиссет, она была слишком юной, чтобы быть названной наследницей верховной жрицы на острове Риан. Поднявшись до этого ранга, она оказалась бы на ступеньку ниже только самой Беатрисы де Барбентайн в иерархии богини в Арбонне. Лиссет даже слышала разговор жрецов и жриц острова о том, что Ринетта намеревается последовать за Беатрисой по пути ослепления, когда придет этот день.
