виде фейри.
— Они принадлежат Суду Подлых (фейри делятся на Светлый Суд и Суд Подлых — прим. переводчика). Им запрещено иммигрировать в США, даже если твоя мать, будучи гражданкой Америки, захотела бы вывезти кого-то из них из Европы. Если бы вскрылось, кто твой отец, ее бы тут же вытурили из страны.
— Как раз поэтому я не могу позволить окружающим узнать, кто я, и кем был мой дражайший папочка.
— Я почувствовала твою силу, когда ты был у меня в голове, и я вижу, что ты делаешь со Стефани. Это, блядь, аморально и незаконно.
— Все так, это противозаконно. Я был бы рад, если бы меня депортировали. Хотя, скорее всего, меня просто ликвидируют.
— Возможно. — Сказала я. — Если честно, с фейри все довольно сложно. Они не попадают под наши законы, поэтому мы особо и не пускаем их на территорию страны.
Ранкин погладил длинные черные волосы девушки, лежащие поперек его колен.
— Что я могу поделать, это действительно зло. Передайте Анжеле, что я сожалею о том, что с ней делал. Мне не следовало ставить ее под угрозу, чтобы воспользоваться ее способностями и узнать, кто я такой… кто мы такие. Я не хотел убивать ее, и это был единственный компромисс, которого я смог добиться от своих родственников.
— Контроль разума приравнивается к метафизическому изнасилованию. — Сказал Тиберн.
— Я знаю, знаю. Мне нечего сказать в свое оправдание. Я спас ей жизнь таким образом, хотя мог бы найти способ получше. Моя способность позволяет видеть все тайные желания, из-за чего манипулировать людьми становится легко. Если, конечно, у тебя есть то, чего они хотят. И я правда сожалею о том, что случилось с сыном Форрестера и другой подружкой невесты.
— О чем ты? — Не поняла я.
— Мне надо было вас отвлечь, но я немного перегнул палку, копаясь в ее желаниях… Я не сразу понял, что у нее были чувства к Питеру Парнеллу.
— Что? Дикси знала его с рождения, она нянчила его.
— Это так. Но что-то в его прошлом заставило этого мальчика полюбить жесткий секс — это то, что мне известно по ее воспоминаниям. Она в тайне мечтала, что мужчина забросит ее к себе на плечо, будет обращаться с ней грубо. Откуда мне было знать, что мальчишка буквально прокинет ее через плечо? Но я не хотел, чтобы он пострадал так сильно. Я просто не понимал, насколько сильны ее чувства.
— Нельзя использовать секреты, которые ты выведал, против их владельцев. — Сказала я.
— Ты думаешь, что твои женихи — монстры, но на самом деле ты даже не знаешь, что такое монстр, Анита. Я смотрел на них в интернете — на сайте клуба, на сайте Коалиции, но они по-прежнему миловидны, какую бы форму ни приняли. Натэниэл красив, когда превращается в огромную кошку. Он всегда был красив, с самого детства.
Я затупила на секунду, переваривая то, что он сказал.
— Погоди минутку, откуда ты знаешь, каким он был в детстве?
Ранкин посмотрел мимо меня, прямо на Тиберна.
— Об этой части своей сути я бы не хотел распространяться. Но говорящие-любовь топят не только женщин, но и детей. Мы соблазняем и тех, и других. Это у нас в генах.
— Ты имеешь ввиду… — Тиберн даже не закончил фразу.
— Я клянусь, что никогда не причинял вреда детям подобным образом. Я нашел безопасный способ утолять свою жажду — с помощью видеозаписей.
— Господи, Терри. — Выдохнул Тиберн. Мне тоже было не по себе.
— Вы в курсе, что картинки и видео, которые попадают в сеть, никогда не исчезают с концами? Они просто дрейфуют в интернет-пространстве до бесконечности.
— Это риторический вопрос? — Уточнила я.
— Быть может, но я нашел пару старых видеозаписей, из числа моих любимых. Это был мой маленький секрет, который помогал мне бежать от суровой реальности. И вдруг я лично встречаю того, кто был частью моих фантазий — правда, повзрослевшего. Но эти глаза… они остались такими же. Я был уверен, что ему подкрашивают радужку для съемок, потому что ни у кого в реальности не может быть таких глаз.
Меня пробил озноб. В комнате стояла жара, от которой не спасал легкий бриз с улицы, но я все равно почувствовала озноб.
— На записях не было указано его настоящего имени — даже того псевдонима, который он использует для выступлений в клубе, так что я не связал Натэниэла с тем маленьким мальчиком, которого видел. Но когда он появился виживую, даже с короткими волосами, я понял, что это один и тот же… человек. Я убеждал себя, что наличие тех записей никому не причинит вреда. Я воспринимал их как фильмы, как нечто постановочное. Как будто дети, которые принимали участие в съемках, не были реальными, как мой собственный сын. Я люблю его, и я бы никогда не причинил ему вреда. Слава богу, я не смотрю на него с такой жаждой. В случае с ним это просто обычные отеческие чувства к своему ребенку. Ты не желаешь своих собственных детей. И я бы никогда, никогда не притронулся с таким позывом к ребенку в реальной жизни. Никогда.
— Но ты смотрел видео. — Сказала я. Мой голос звучал совсем чужим.
Он кивнул.
— Я мог врать себе, что никто не пострадает, что это все не по-настоящему, постановочно, но потом я встретил твоего жениха. Мне казалось, что это просто совпадение, пока я не пробил его имя и не выяснил его прошлое. В тот момент я понял, что это тот самый мальчик, только повзрослевший. Я впервые возжелал того, чего не могу иметь. Я хотел, чтобы он вел себя несоответствующе, чтобы он был злом — так я мог превратить его в чудовище, которое охотится на женщин и детей, заставляет их страдать. Так же, как и он сам страдал когда-то. Но он не был злом. Его прошлое бросается в глаза, но он был таким адекватным, счастливым, и таким реальным.
— И все же ты попытался повесить вину на него.
— Мне нужно было подставить кого-то. Трудно придумать лучший способ избавиться от своего патологического влечения, чем превратить его объект в сущее зло. Я прошу прощения за это. Мне жаль, что я был в числе тех взрослых, которые смотрели его фильмы и спонсировали его эксплуатацию. Эксплуатация — самое подходящее слово для того, что с ним делали.
— Господи, Терри, ты ведь был на лекции о детской порнографии, слушал о том, что происходит с этими детьми. Ты помогал нам выслеживать и ловить
