Александр Логинов - Разбойник

Возвращался он с базара в дурном настроении. Старик плелся позади с понурым видом, Ванька, предупрежденный о молчании, об инциденте на базаре, молчал всю дорогу. В Булате Андрей абсолютно уверен, татарин не проговориться, а вот грек… Пришлось припугнуть. И Андрей не знал, что сильней подействовало на набожного грека, толи угроза смерти, то ли ее разновидность. Андрей, без задней мысли, пригрозил утопить его, если он, хоть слово, хоть полслова молвит о княжеском позоре. Угроза подействовала.

Совсем случайно, князь обратил внимание на стайку детей, дравшуюся за брошенный им надсмотрщиком каравай грубого хлеба. Андрей остановился, с интересом рассматривая ребят. Мальцы совсем. Лет семь — десять. От силы — двенадцать.

— Почем мальцы? — поинтересовался Андрей у надсмотрщика.

Ванька стоял, задумавшись, пропустив вопрос господина мимо ушей. Пришлось отвесить тумака, чтоб ворон не считал.

— Это к хозяину, — неожиданно по-русски ответил громила надсмотрщик.

Андрей обратил внимание на отсутствие у него нательного креста. Значит, обасурманился паршивец.

— Так позови его! — велел князь, презрительно кривя губы.

Хозяин оказался подстать своему рабу или слуге. Ничего тюркского на его лице не наблюдалось, разве что чалма, венчавшая сытую, холеную рожу. Короткие ножки, обутые в красные сапожки, шаровары из дорогой материи, дорогой просторный халат, под полами которого работорговец пытался спрятать раздутое пузо. Персты рабовладельца унизаны перстнями с не дешевыми каменьями. В общем, противный, мерзкий тип.

— Что ему надо? — спросил он своего ренегата по франкски. Андрей без труда понял вопрос и ответил на его наречии, зря, что ли учил язык.

— Почем мальцы?

— Не продаются! — резко ответил работорговец.

— Как так? — удивился Андрей.

— Я повезу их самому султану, да продлит аллах его дни, — снизошел он до объяснений.

— Самому султану? — вновь удивился Андрей. — Зачем уму дети?

— Ты, что совсем полоумный? — вскипел торговец. — Продам в новое войско.

— В янычары продаст, — подсказал Ванька.

— Продай! — неожиданно для себя предложил Андрей.

— Сколько?

— Сколько скажешь. Плачу золотом.

— Сколько мальчишек хочешь купить? — уточнил торговец.

— Всех, — решился князь. — И этих тоже, — он указал на прилично одетых мальчишек, свободно прогуливающихся по отделенному от основной массы ребят загону.

— Эти не продаются, — помотал головой работорговец, помогая себе жестами.

Андрей давно уже понял, кто стоит перед ним. Такой же ренегат-генуэзец, как и его надсмотрщик. Воистину, падаль сбивается в стаи.

— Чего так? Плачу золотом! — продолжал настаивать Андрей.

— Э-эээ… Этих я продам в султанский гарем, — торговец охотно объяснил причину отказа.

— Мальчишек? В гарем? — рассмеялся князь.

— Ты, видно, издалека приехал? — вопросом на вопрос ответил ренегат.

— У шехрияр два гарема, — вновь пришел на помощь Ванька. — Женский, а в другом — мальчики.

— Тьфу ты, — Андрей в сердцах чуть не сплюнул.

Слава богу, сдержался, не то попал бы в историю.

— Дам столько золота, сколько скажешь, — князь упрямствовал в своем решении.

Не потому, что ему нужны эти мальчишки, а из-за вредности. Пусть султан, или как его там, шехрияр, что ли, с Дунькой Кулаковой проводит долгие вечера. Но мальцов, на потеху извращенцу, он не отдаст — перекупит.

Пацанов отправили в тот же загон, куда поместили невольников Андрея. Сам князь отправился в каструм, утомленный событиями дня. Да и есть хотелось очень. И Третьяк вот-вот должен появиться.

Парень уже дожидался Андрея, и как появился государь, сразу стал докладывать.

— Фрегат уже вытащили кормой на берег. Гришаню стрельца стража увела, а более не было никого на кораблике. У наших все нормально, только мяса, да воды надо, зверье жрет немеряно.

Вот ведь незадача. Он совсем забыл про зоопарк на борту навы, а воевода тоже хорош — тоже не вспомнил. Пришлось отправлять Третьяка на рынок закупать мясо. Все ближники уже собрались в каструме, только Булат отсутствовал.

Думу думали долго. Спорили до хрипоты, бороды, конечно, не трепали, но дело к тому шло. Андрей не вмешивался, пускай пар выпустят. Люди вообще, а его особенно, очень эмоциональны. Если гневаются, то гром и молнии мечут, а если радуются, то вся деревня (сотня, улица, конец, город и далее по списку) гуляет.

Вариантов было два: или ждать, или идти выручать товарищей. Воевода стоял за немедленный штурм резиденции эмира. Кузьма, как наиболее рассудительный, предлагал обождать. Урману лишь бы подраться, потому он горячо поддержал Луку. Дитрих Кабан и Шателен отмалчивались, но по рожам видно, что и они готовы рискнуть — еще бы, мечта любого рыцаря сразиться с сарацинами. А тут еще благое дело — выручить товарищей. Оба рыцаря души заложат, но не упустят такой возможности. Единственно, что их останавливало — невыразительное лицо их государя. Это смущало рыцарей, заставляя воздерживаться от обсуждения. Немцы заключили пари — подерется Кузьма с воеводой, или нет. Не подрались. Шателен сильно расстроился, проиграв перья от своего султана на бацинете.

Выяснив настроения ближников, государь огласил свою волю — сидеть как мыши, ждать вестей. Умереть всегда успеем. Андрей решил поговорить с Ибрагимом, хозяином гостиницы.

Хитрый синопец согласился помочь Андрею, он давно уже вычислил, кто главный в их компании.

— А ты хан давно знаешь их? — с невинным видом поинтересовался хозяин каструма, когда уже согласие вызнать про пропавших было дано.

— В Трабезоне встречались, — осторожно ответил Андрей, — и в Кафе.

— А вот в Кафе таких купцов не знают, — проболтался синопец, и, испугавшись сказанного, прикрыл рот ладошкой.

— А вот отсюда поподробней, — слова Кузьмы, объявившегося за спиной хозяина заставили того вздрогнуть.

— Я ничего не знаю! — взмолился синопец, падая на колени.

— А я думаю — знаешь! — Кузьма ласково погладил татарина по голове.

— Я спрашивал знакомцев из фряжской фактории, — попытался объяснить Ибрагим.

— Откуда интерес такой к незнакомым людям? — Кузьма резко ухватился пальцами за нос и крутанул в пол-оборота.

— А-ааааа, — взвыл татарин от резкой боли.

— Орать будешь — и нос и уши и уд отрежу, — предупредил новгородец.

— Понял я, понял я, — синопец пустил слезу, что не удивительно, руки у Кузьмы, как клещи.

— Вот… — удовлетворился результатом мучитель. — А теперь сказывай.

— Я про вас разузнать хотел, — зачастил Ибрагим, потирая распухающий на глазах нос. — Вас не знают в Кафе, а еще они говорили про этих, которыми ты, хан интересуешься.