Он наступил ногой на меч и покосился на проходящую мимо Гвендолен.
— Через несколько дней приезжает посольство Ордена. Чаши. Они думают найти здесь верного союзника и исполнителя их замыслов, но встретят совсем не такой прием, на который рассчитывают.
— Я в полном восхищении, — искренне заявил Дрей, не обращая внимания на веревку, которой ему закручивали руки за спиной. — сначала несколько мешков золота от старины Гирли за надежду вернуть его последнюю страсть. Потом в два раза больше от братишки Эвнория. Теперь вечная покорность от Ордена Чаши. Да еще с любящих родичей Эвнория вытрясешь немало за его освобождение. Учись. учись как следует, моя рыбка, — он обернулся в сторону Гвендолен, — тебе еще очень далеко до своего наставника.
В больших часах, стоящих в парадной зале Дома Эвнория, упала последняя песчинка, и золотые фигуры, обозначающие созвездия, совершили полуоборот, переворачивая чашу с песком под мелодичный перезвон. Наступил полдень.
Человек, полулежащий в кресле с вытянутыми ногами и всем своим видом выражавший полную расслабленность, потянулся и без особой охоты встал. Впрочем, прежде чем подойти к окну, он пристегнул оставленные в кресле ножны, что говорило о том, что невзирая на глубокую лень, он постоянно настороже.
— Луйсар, где ты там шастаешь? — крикнул он вниз, на террасу. — Поднимай корзину, пора пленных кормить!
— Ну так кидай веревку, я что, летать буду? — недовольно пробурчали внизу. — Вечно ему что-то надо. Корми их еще каждый день!
Человек в зале столкнул вниз толстую веревку с петлей на конце, лежащую на подоконнике, снова потянулся и отчаянно зевнул. Стоящая за окном жара изматывала, даже во внутренних покоях, выложенных специальным камнем, не пропускающим тепло. Через некоторое время он подергал веревку, с явным усилием уперевшись рукой в стену.
— Эй, ты им что, на неделю вперед еды положил? — и едва не выпустил свою ношу, взглянув за окно.
— Искренне надеюсь, Иннирон, что неделю мы здесь сидеть не будем.
С этими словами на подоконник забралась Гвендолен. Плетеная корзина, из которой торчали пучки зелени и выглядывало горлышко бутылки, висела у нее за плечами. Она придерживала ее одной рукой, а второй держалась за веревку.
— А ты что явилась? — в голосе Иннирона не было любзености, но присутствовала явная обреченность.
— Неужели ты думаешь, что я доверю тебе такое важное дело, как передача еды? Для тебя это слишком большое искушение оставить половину себе. А потом, когда мы соберемся уезжать, ты не протиснешься в здешнюю дверь, и придется невольно оставить тебя в качестве жертвы. Я пролью немало слез.
— Хотел бы я взглянуть хоть на одну твою слезинку! — фыркнул Иннирон ей в спину. — Ты же никогда не плачешь.
— Просто нет достойного повода, — Гвендолен не обернулась, направляясь к заколоченной крест-накрест двери в глубине залы, где была выломана одна планка внизу над полом и еще одна — на уровне глаз. — А может, я приберегаю все впрок, чтобы вдоволь нарыдаться над твоим бездыханным телом.
— Помолчи, сделай милость! — Иннирон, как человек суеверный, скрестил пальцы в охраняющем жесте и стал отмахиваться. — Бывает же язык у некоторых!
Гвендолен пихнула корзину под дверь и поднялась. В разбитой двери было хорошо заметно смуглое лицо, ухмыляющееся настолько беззаботно, словно его обладатель не сидел седьмой день взаперти. Он показывал в щель подняте в знак восторга пальцы.
— Как всегда, бой выигран, — произнес Дрей театральным шепотом. — А ты в самом деле не умеешь плакать?
— Зачем опять пришел? — Гвендолен не озаботилась ответом. — Не противно каждый раз лично принимать пищу от мерзкой предательницы, заманившей вас в ловушку?
— А меня всегда тянуло на плохих женщин, — сказал ее собеседник, нимало не смущаясь.
— Да, свое невезение каждый обычно выбирает сам.
— Ты знаешь, я был уверен, что только у меня самая кривая судьба на Внутреннем океане, — Дрей по-прежнему усмехался, и было видно, что только так, с радостной издевкой, он и привык говорить о себе. — Но теперь я вижу, что и у тебя не лучше.
— Не сомневаюсь, что тебе от этого очень приятно.
— Родственную душу всегда приятно встретить. Ты ведь не будешь этого отрицать? Иначе бы ты не ходила сюда каждый день с корзинами еды. Кстати, не думаю, что Ноккур самолично составляет наше меню. Его воля — мы бы держались на хлебе и воде.
— Если ты опять собираешься болтать с ним три часа, — угрюмо сказал Иннирон, закончивший произносить все оберегющие слова, — то я пойду перекинусь в кости с ребятами внизу. И заодно посоветую Ноккуру назначить тебя в верхнюю стражу. Раз ты все равно здесь безвылазно торчишь.
— А кто, интересно. тогда будет развлекать собравшихся на турнир? Пока они ждут развязки событий, им очень нравится, как я бросаю кинжалы.
— Ноккур опять нашел, где заработать, просто чудо! — восхитился Дрей. — ты не забыла, что обещала прошлый раз рассказать про Орден?
— Я помню, — Гвендолен села на пол возле двери, прислонившись к стене затылком. — Почему они должны приехать в Дом Эвнория? И кто именно из Ордена, ты не знаешь?
— Дрей, чем говорить о вещах, которые ты не понимаешь, лучше попроси ее принести ключи от подвалов, — зашептали сзади, но Гвендолен узнала голос Эвнория, несмотря на все попытки его изменить
— И смысл? — устало вздохнул Дрей. — Ты что думаешь, братишка, Ноккур настолько плохо соображает, что не поставил стражу у подземного хода?
— Я в самом деле не могу вас выпустить, — Гвендолен покачала головой, устало отведя волосы от лица. Видно, такой разговор велся уже далеко не первый раз. — Ничего придумать не могу. Пытаться бежать от Ноккура — только хуже.
— Я знаю, — голос Дрея прозвучал неожиданно серьезно, а когда он произносил слова без обычной усмешки, в них звучала, казалось, вся печаль этого мира. — не обращай на них внимания. Рассказывай.
— Орден… — начала Гвендолен. Она обхватила колени, чтобы было удобнее сидеть, потом снова прислонилась к стене, скрестив руки на груди, затем закинула их за голову, но правильные слова так и не приходили. — Мы хотели… Вернее, думали найти Чашу, чтобы… А получилось так, что… Но я сама вообще ничего не хотела… То есть очень хотела. Но совсем другого…
— Да, — удовлетворенно произнес Дрей по ту сторону двери. — Теперь мне ясно абсолютно все. Более исчерпывающего и ясного рассказа мне не доводилось слышать за всю жизнь.
— Расскажи тогда сам, — Гвендолен раздраженно стукнула кулачком по полу, — а я послушаю твое стройное и внятное повествование. Что ты знаешь об Ордене?
