– Его, возможно, убивают прямо сейчас, – холодно проговорил сэр Герман.
– Это было бы славно, – безжалостно и так же холодно ответила госпожа де Крис, – для тебя-то уж точно лучше так, чем убивать самому.
– Я тебе не верю.
– Ладно, – сказала Тори, – ты мне не веришь. Но ты триста лет нянчился с этим осколком мира, не давал ему рассыпаться окончательно, а сейчас готов пожертвовать всем только потому, что жалеешь одного-единственного мальчишку. Мастиф, – она поморщилась, изображая сочувствие, – я знаю, решать всегда трудно. Но подумай еще и о том, что через несколько дней твой мирок вернется на настоящую Землю. Вернется вместе со Звездным! Ты представляешь, что он устроит, оказавшись там? Сколько погибнет людей?
– Я не верю, – как можно доходчивее повторил сэр Герман, – и не поверю, пока ты не предоставишь мне доказательств.
– Можно и доказать, – неохотно признала Тори, – найти Светлую Ярость. Но мне бы этого не хотелось.
– Сколько человек тебе нужно?
– Это по ситуации. – Она покусала губу, разглядывая край стола. – Если Зако убит не Артуром...
– Да какого... – не выдержал сэр Герман, – нет! Говорю тебе, Арчи не может убить человека.
– Не мог, если Звездный не вмешался. Но тогда Зако должен был убить Артура. А ты говоришь, твой синеглазый жив. Ладно-ладно, как скажешь.
– Где твой меч?
– Уже не мой. Здесь, рядом – в большом городе на северо-запад отсюда... В Шопроне. И все-таки, Мастиф, если Зако убит... Да не перебивай ты меня, ради всех богов! Так вот, если он убит не Артуром и Светлую Ярость взял кто-то другой, кто-то не способный к инициации, я предпочла бы ее отнять. Так что на всякий случай дай мне пару крепких ребятишек. А то, может, сам составишь компанию?
Шопрон? Сэр Герман задумался. Сейчас, когда дорогая бабушка получила наконец-то какое-никакое, а собственное тело, из Сегеда можно было уезжать. Артур в столице – хочется верить, что он еще в столице, – и командору ордена Храма, пока идут поиски, тоже не грех перебраться в тамошние казармы.
– Едем, – сказал он, вставая – Когда ты будешь готова?
– Да хоть сейчас. – Тори залпом допила вино. – Только распорядись, чтобы принесли мужскую одежду. Терпеть не могу всякие амазонки.
* * *
В палатке Галеш нашел удобную койку, застеленную чистым, накрахмаленным бельем. Столик с изысканным – не хуже чем герцогу подают – ужином. На низкой подставке стоял резной ларчик, полный золотых монет, – плата за то, что не побоялся приехать. Разумеется, брать эти деньги Галеш не собирался: себе дороже, и к ужину не притронулся. Отодвинул подальше золотую посуду, разложил на парчовой скатерти вязку сушеного мяса, сухари и пару яблок. Подумал и все же нацедил себе вина, рассудив, что вино подарено людям Господом и, значит, не будет большой беды, даже если принять его от демона.
Поужинав, менестрель расчехлил гитару. Тут и хозяин явился: шелковые стены завибрировали от густого баса:
– Ты споешь для меня, смелый Галеш? Или по-прежнему считаешь, что демон не достоин твоего таланта?
– Сколько можно вспоминать? – сварливо поинтересовался музыкант, подкручивая колки. – Всякий может ошибиться.
– Я не ошибаюсь, – сообщил голос, – и ты не ошибаешься, когда складываешь песни. Так ты споешь для меня?
Велик был соблазн сказать «нет», потому что по всем законам человеческим и христианским недопустимо использовать дар божий для услаждения демонов. Но ведь и демоны были когда-то ангелами. Да к тому же песня просилась на волю, нетерпеливо покалывая кончики пальцев. Новая песня. Ее нужно выпустить, иначе она может задохнуться. И умереть.
Галеш еще думал, а струны уже отрывисто звенели, как будто медь ударялась о медь. Как будто колокола на звоннице кафедрального собора решили вместо обыкновенного благовеста отбить военный марш.
И слова, как солдаты, ровно и четко, пошли отбивать шаг, следуя звонкому ритму.
Скорей, скорей закройте двери в ваших домах!
Вы слышите, как к горлу подступает страх
И чьи-то тени мечутся на тех холмах,
Что ближе прочих к травам погоста?
И крошится туман от блеска их забрал,
А тот, кто впереди, уже подал сигнал,
Он движется, как входит в плоть стальной кинжал.
Ты слышишь, как звенит его поступь?
Идет Король Мертвых!
«Господи!... – вздрогнул Галеш, отбивая пальцами размеренно-жуткий проигрыш. —
Это еще что? Зачем? О ком?»
Он призрачное воинство ведет на свет,
Чтоб те, кто изменил, могли сдержать обет,
И нет предела памяти, и смерти нет,
И вера в Слово больше не фетиш!
И небеса роняют хриплый крик ворон
На редкие зубцы их проржавевших корон.
Дави в своей груди непроизвольный стон:
Ты можешь быть средь них, Ведь ты веришь, веришь:
Идет Король Мертвых!
Хозяин тенью на колеблющемся шелке оформился у противоположной стены. Силуэт его плыл, терялся среди других теней, играющих со светом неяркой лампы, но постепенно очертания загустели, стали объемными. И вот уже сгусток тьмы, похожий на закутанного в плащ человека, стоит напротив.
Ярко сияют в темноте похожие на звезды глаза.
И скован, как тиски, его холодный рот
Тем ужасом, что стелется с гнилых болот.
И каждому, кто знает, что настал черед,
Его глаза распахнуты настежь!
А в них предсмертным хохотом поет металл,
Стирая тень проклятия с разрушенных скал.
Лови свои зрачки в осколках битых зеркал!
Ты можешь умереть, и ты знаешь, знаешь:
Идет Король Мертвых!
– ... Идет Король Мертвых... – повторил демон, и облаком перетек в центр палатки, поближе к яркой лампе. Протянул руки к свету, словно грел озябшие пальцы. – Удивительное ты существо, смелый, маленький Галеш. Ты счастлив со своим Богом?
– Зачем ты позвал меня?
– Послушать песню. – О мимике на лике, сотканном из летучих теней, не шло и речи, но ясные глаза улыбнулись. – Я голоден. Знаешь, никак не могу насытиться, хотя слуги мои усердствуют, и немало крови и душ отдали мне твои братья. Хм... и сестры. Ты не боишься?
– Нет. – Менестрель обхватил гитару обеими руками. – Чего мне бояться? Кто, кроме меня, согласится с тобой разговаривать?
– Такой маленький и такой дерзкий! Ты прав. Я позвал тебя не для того, чтобы съесть. Мне нужна помощь, Галеш.
– Моя?
– Нет. Светлого рыцаря.
Галеш рассмеялся. И не хотел, да не смог удержаться. Демон, которого Артур и называет-то не иначе как «Тот, с Триглава», вкладывая в эти слова все, какое только возможно, отвращение и брезгливость, этот демон хочет, чтобы Миротворец помог ему. Ему! Пожирателю душ!
