– Это не ночные! – взвизгнул Март. – Это же… Старик! Здесь проклятые зорзы…
– Ошибаешься, парень, – не оборачиваясь, спиной к Марту проговорил Травник. – Ты, что, разве не слышишь ароматы?
В самом деле, от ночных, а от стоящего ближе всех Старика – в особенности, ощутимо тянуло мерзким запахом гниющей болотной травы и тления. Это были запахи смерти, и Март понял – перед ними не живые люди, а ходячие мертвецы. Или их тени.
Старик усмехнулся, и усмешка мертвого зорза показалась Збышеку страшной улыбкой смерти. Не в силах больше выдерживать эту кошмарную сцену, молодой друид быстрым движением выхватил из-за голенища тонкий и острый нож и что было сил метнул его в исчадие тьмы. Старик неожиданно ловко уклонился, и лезвие, просвистев над его головой, срезало бы, наверное, добрый клок волос, если бы голова зорза не была голой, как коленка. Оборотень вновь раздвинул рот в ухмылке, но на этот раз медленно и тщательно облизал губы. Язык Старика был неестественно красен, Збышеку даже показалось, что изо рта оборотня показалась кровь. Между тем на улицу выбегали все новые и новые фигуры в темных балахонах, и даже поверженный Эгле зорз несколько раз тихо всхрапнул, очевидно, понемногу приходя в чувство. Сердце Марта разом оборвалось и тихо стало опускаться вниз, в самые потемки его бесстрашной души. Травник же хладнокровно обнажил лезвие кинжала и держал клинок наготове. Эгле стояла очень прямо, словно аршин проглотила, глаза ее были полуприкрыты, лицо бледно, и лишь бескровные губы изредка слабо шевелились. Внучка друидессы творила заклинание.
Первым бросился в атаку ночной, что стоял напротив Эгле. Когда темная фигура с рычанием приблизилась почти вплотную, под ее ногами вдруг вспыхнул снег, и оборотень со злобным ревом отпрыгнул назад. Эгле же так и не открыла глаз. «Она видит его внутренним зрением», – забыв о своих страхах, подумал Збышек, и ему вдруг стало завидно и отчего-то – грустно. Поэтому он проглядел метнувшегося к нему Старика, и, получив от зорза жесткий тычок в живот железными пальцами, еле нашел в себе силы не упасть, а только отпрянуть в сторону. При этом он больно ушибся спиной о колодезный бруствер и еле подавил в душе вспыхнувший панический огонек. Травник молниеносно повернулся к ним и взмахнул кинжалом. С кончика лезвия тут же сорвалась дымная огненная петля и едва не захлестнула уже торжествовавшего победу оборотня. Старик отскочил, и в ту же минуту ночные кинулись на друидов со всех сторон.
Огненная петля вспыхнула, пламя полыхнуло в человеческий рост, но несколько ночных все же прорвались. Отразив первый натиск, друиды встали плечом к плечу, закрывая собой ошеломленную женщину с мальчишкой. Сообща было легче обороняться, поскольку одиночный бой на мечах, увы, никогда не длится долго. Однако пламя уже начало гаснуть, а ночные явно превосходили друидов, если не умением, то числом-то уж точно.
– Великодушные господа, – громко прошептала женщина, и Травник быстро обернулся вполоборота, не выпуская боковым зрением из виду ближайшего оборотня. – Ясновельможные пане…
– Не бойся, хозяйка, – быстро проговорил Травник. – Мы вас в обиду не дадим.
Был ли он сам уверен в собственных словах? Но женщина тут же подалась к друиду всем телом и зашептала скороговоркой.
– Муж… ясновельможные пане… Покуда я за Казялисом-то кинулась, Бронис… ну, муж мой то есть…
– Что муж? Говори скорее, хозяйка, – заторопил ее друид, видя, что ночные вновь подбираются к ним, а огонь уже почти погас.
– Бронис к Альгирдасу побежал… и к Юзу с Микалоисом, – чуть не закричала женщина от страха, когда Травник, резко обернувшись, отразил удар черного клинка выпрыгнувшего из тьмы оборотня. – Родню поднимать… – уже совсем тихо прошептала женщина и закрыла своим телом мальчишку, который все норовил выбраться из-за материной юбки и уже кричал в голос что-то непонятное.
– Симеон, смотри! – вдруг крикнул задыхающимся голосом Март, и Травник увидел, как из-за поворота улицы выкатилась разношерстная толпа. Потрясая косами и вилами, к ним бежали сельчане. Впереди всех разъяренным волком мчался кряжистый бородатый мужик, размахивая огромным топором.
– А вот и Мотеюнас! – весело отозвался Травник, но тут же предостерегающе крикнула Эгле, и друиды обернулись.
Из колодца снова вылезали ночные. Один нелюдь уже перевалился через бревенчатый край и с ходу напал на Марта, который только что расправился с низеньким, но чрезвычайно юрким и ловким оборотнем, в невероятном пируэте достав его мечом. А из подземной тьмы остервенело лезли все новые и новые фигуры, закутанные в серые мешковатые балахоны.
– Мать моя! – охнула Эгле и еле увернулась от смертельно опасного выпада черного клинка. Ее тут же заслонил собой Травник и что-то прокричал, указывая рукоятью меча на колодец. Девушка непонимающе замотала головой. Тогда Симеон сноровисто отпихнул ногой наседающего оборотня и заорал Эгле прямо в лицо.
– Огня-а-а!!!
Теперь молодая волшебница поняла и кивнула в ответ. Травник с мечом наперевес пошел вкруг колодца, из последних сил рубя и расшвыривая во все стороны серые капюшоны. В свою очередь Март длинным выпадом заставил отшатнуться Старика, которого он считал самым опасным противником, и тут же со всех ног бросился назад, к колодцу. Поравнявшись с уже наполовину разрушенным срубом, Збышек размахнулся и описал мечом широкую дугу над отверстием колодца, едва не задев его ворот. Ночные с визгом и злобным шипением прянули вниз, но через несколько мгновений, в течение которых Март с Травником с двух сторон отражали очередной натиск, из колодца опять полезли капюшоны и руки с длинными кривыми когтями. Но над ними уже возвышалась разъяренной фурией Эгле – правнучка верховной друидессы и достойная ученица своей воспитательницы.
Эгле вскочила на край сруба, балансируя на дышащих под ногами бревнышках. Всего три слова выкрикнула она, три коротких, односложных приказа, и, повинуясь древней силе заклятья Огня, с ее пальцев сорвалась и ударила короткая молния. Сверкнув в ночи, она серебряной змеей ушла в темную глубину колодца, кишащую, как червями, серыми капюшонами. Оттуда сразу же послышались вопли и отчаянный вой, вверх клочками повалил черный удушливый дым. Эгле, уже вся черная от копоти и дыма, счастливо улыбнулась и размашисто вытерла рукавом лицо, оставив на лбу и щеках светлую полосу. И в тот же миг из колодца выпросталась обугленная рука и крепко ухватила ее за ногу. Девушка отчаянно взмахнула руками от неожиданности, зашаталась, но к ней в два прыжка подскочил верный Март и, что было сил, толкнул плечом в бок. Эгле, сбитая с ног силой удара, слетела с колодца в снег, а Збышек, крутнувшись, уже рубил мечом страшную черную руку, отчаянно цеплявшуюся за бревна. А из колодца лезли все новые пальцы и когти, норовя ухватить клинок.
И в это время произошло то, чего никто не ожидал – ни друиды, ни ночные. Мальчишка, до этого сдерживаемый перепуганной матерью, неожиданно рванулся из ее рук всем телом, словно скользкий уж. Он наклонился и спустя мгновение снова крепко прижимал к груди свой сверток. Высвободившись, он бросился к колодцу, с неожиданной ловкостью увернулся от потянувшегося оборотня, подбежал к колодезному срубу и, подняв над головой свою непонятную ношу, звонко крикнул что-то и швырнул сверток вниз, в черную глубину. Тут же колодец озарила ослепительная вспышка, так что, казалось, свет затмил даже луну и редкие звезды, которые уже проглядывали в равнодушном морозном небе. От неожиданности остановились все: друиды, оборотни, Старик, который уже начал заносить меч над мальчишкой, его мать, в ужасе простершая руки к своему дитятке, сельчане, толпой набегавшие на серые балахоны, и его бородач-отец – впереди всех, с топором, занесенным для первого, самого страшного удара. И Эгле, мучительно пытаясь подняться со снега, увидела, как из глубины колодца беззвучно ударил столб света или даже огня – очень трудно было разобрать, столь ослепительным было сияние. Ночные в замешательстве попятились, и даже Старик опустил меч, словно враз обессилев не то от усталости, не то от вязкого страха. А затем в наступившей тишине с крюка само собой сорвалось колодезное ведро и с ужасающим грохотом и лязгом полетело вниз, в шахту колодца. Было слышно, как оно громыхает где-то на дне. Колодец был пуст.
Старик, первым оправившийся от замешательства, взвизгнул и вновь поднял меч, норовя рассечь мальчишку пополам. Но ближайший к нему селянин, стоявший с вилами наизготовку, сильно размахнулся и, коротко хакнув, метнул свое страшное оружие в спину мертвому, но пока так и не умершему зорзу. Старик глубоко вздохнул, зашатался, колени оборотня подогнулись, и он стал медленно опускаться назад, все глубже насаживаясь всем своим мосластым телом на остро заточенные зубья вил. На миг глаза его широко раскрылись, хищно сверкнули, словно это в последний раз в нем пробудилась его уже не призрачная, а настоящая, земная жизнь. Затем он закашлялся, свалился набок и больше не двигался. А селяне вокруг уже остервенело рубили топорами и резали длинными косами ночных. Ошеломленные и зачарованные случившимся, оборотни сопротивлялись вяло, и через несколько минут все было кончено. Кое-кто из оборотней попытался искать спасения в колодце, но из него вдруг стали вылезать наружу кривые сучковатые ветви, от которых ночные приходили в ужас и тут же отшатывались в замешательстве. Казалось, где-то в самой глубине колодца только что вырос огромный дуб, и теперь его крона пробилась наружу, навеки закрыв обитателям тьмы этот вход в мир живых.
