на сей раз обеспокоенным голосом.
— Мекон мёртв. — Отрезала она жестоко. — Его нет там, на поверхности. Он теперь вместе с нашим сыном на Асфоделевых полях. — Тяжёлые и горькие слёзы блестели в глазах, но отказывались проливаться. — Нет смысла рисковать жизнями. Я хочу вернуться. — Она обратилась к Зефиру.
Мужчины вновь переглянулись, принимая решение, стоит ли подчиняться решению скорбящей женщины, но Рея не оставляла им выбора.
— Хорошо, — согласился, наконец, Зефир. Затем обратился к Аластору. — Ты идёшь впереди. Хоть одна глупость — и тебе несдобровать. Веспер с Дарданом решат, что с тобой делать на месте.
Аластор сделал вид, что не слышал выскочку. Он подошёл к Рее и произнёс, глядя в её опустевшие глаза:
— Мне жаль.
— Это мне жаль, — вдруг сказала она. — Что тебя не было рядом с нами, чтобы нас защитить ещё раз.
Аластор понятия не имел, как ему отреагировать на эти её слова. Не за того ты меня приняла, Рея. К счастью, она не ждала ответа, а просто побрела в коридор, из которого они недавно пришли. Трое мужчин последовали за ней. Слепой от горя девушки, которой хватало сил не только идти, но и скрывать от них слёзы.
***
Вестания едва пришла в себя после встречи с Фриксом. Удивительно, но стоило обнять его, и эйфория вытеснила всякую усталость. Она была готова вынести с десяток насмешек Теры ради этого сладкого мгновения, что пробыла в объятьях Фрикса. Всё осуждение мира было теперь неважным.
— У вас тут целый город под землёй! — с восторгом сказала Теренея. Неужели, она впервые в жизни поняла, что такое чувство такта? — Все эти люди живут тут?
— Да, крошка, — Веспер села на одну из свободных кроватей рядом с Фриксом. — Условия не ахти, это скорее казармы, чем курорт, но жить можно.
— Как это всё появилось? Это Алкид построил? — в одном Тере нельзя было отказать — когда она смотрела на взрослых своими широченными глазами телёнка, они проникались симпатией к её наивности и рассказывали всё. Может, она пользовалась этим? Манипулировала?
— Это бывшие шахты. Здесь добывали известняк когда-то. Потом, когда стало ясно, что дальнейшее их расширение может привести к обрушению города, их забросили. Некрополем это место стало во времена третьей эры. Его использовали в дальнейшем ни раз. Идеальное укрытие для тех, кто не хочет быть на виду. В детстве катакомбы стали моим домом. В самые тяжёлые времена, когда мне некуда было идти. Когда Алкид собрал свою армию, я привела их сюда. Это было пять лет назад, ещё до катаклизма и до конца отсчёта.
— Расскажи про Алкида. — Вестания поймала себя на мысли, что они всё ещё не знают ровным счётом ничего о лидере Сопротивления. — Вам удалось спасти его? Он в порядке?
— Да, в полном. — Заверила девушку Веспер. — Слаб и отдыхает после тяжёлой ночи. Что и нам всем не помешает.
— Кто он такой, Веспер? — Теренее куда лучше удавалось задавать прямые и неудобные вопросы. Вестания не уставала удивляться простоте сестры.
— Он — ядерная бомба. — Ответила Веспер так, словно эта фраза могла объяснить всё на свете. На вопрошающее молчание сестёр, она всё же добавила: — В прошлом Алкид был одним из тех, кого называют дети Акрополя. Он принимал участие в… — Вестании показалось странным, как та осеклась. — В эксперименте. Из него хотели создать идеального человека — «Перфекцию». Эксперимент увенчался успехом. Ошиблись они лишь в том, что Алкид стал умным, и понял, что не хочет работать на правительство и быть их лабораторной крысой. До поры он вёл себя очень осторожно и тихо, он никогда не пытался спорить с хозяевами Акрополя, потому что они могли с лёгкостью раздавить его. Он делал вид, что работает на них, а сам в это время обдумывал план их уничтожения.
И потом был день побега. Я стала первой, кто присоединился к нему. Тогда я тоже работала на Акрополь, делала оружие для них. Сколько могла, я закрывала глаза на то, что они заставляли меня совершать. И на то, какой они меня сделали. — Веспер помялась. — Акрополь заказывал некачественные материалы для оружия. Я подделывала накладные. Пыталась делать хорошо, рискуя своей жизнью. Поэтому в миг, когда Алкид позвал, я откликнулась.
Раньше мне было его немного жаль. Никто из нас даже представить не может, через что он прошёл. Я не удивлена, что никто в Акрополе не подозревал о том океане ярости, что он копил для них. Алкид прекрасно знал, как скрывать свой гнев и мысли. Ну а потом, когда эта ярость вышла из берегов, он предстал перед нами в совсем ином свете. Я не думала тогда, когда решила примкнуть к нему. Но стоило лишь увидеть его в истинном обличие, как я влюбилась в этого человека. Совершенно не так, как принято говорить о любви между людьми. В прошлой жизни я считала, что любовь — это про власть и обладание. Алкид был совершенно иным, он — гений. Каждый раз, когда я видела этот кровожадный блеск в его глазах, я думала о том, сколько в нём силы, как целеустремлённо и яростно он идёт к достижению своих целей. Каждое его слово было наполнено бунтом, непокорностью, а в голосе слышалось нежелание подчиняться. Когда я смотрела на него, я была готова сделать что угодно, что бы он ни попросил, потому что за ним стояло что-то громадное, настолько сильный эффект он производил каждым своим появлением.
— Ты говоришь так, словно любишь его. — Сказала Теренея.
Рыжеволосая активистка усмехнулась.
— Я правда его люблю. Всем своим сердцем. — Ответила Веспер прежде, чем Вестания успела одёрнуть сестру, но затем сразу же сменила тему: — Я раздобуду для вас какой-нибудь еды, вы наверняка умираете от голода. Отдохнёте, а вечером поговорим о делах.
При мысли о том, что им надо отдохнуть и поесть у Вестании и правда начинала кружиться голова. За последние сутки они пережили столько событий, что она забыла о самом главном. Мамы больше нет.
Она и сама удивлялась, насколько ровно они с Теренеей перенесли эту новость. Ей было стыдно. Казалось, что, если происходит такая страшная трагедия, нужно время на скорбь, на слёзы. Нужно время на то, чтобы не двигаться, не общаться ни с кем. У них не было ни единой секунды для этого. Она оправдывала себя тем, что их собственные жизни висели на волоске, но никуда не могла деться от ужасного грызущего чувства стыда. Так и бывает на войне. Теперь наша жизнь — это война, а
