— Марсий притворяется!
— Притворяется, что умеет обращать всё в чугун? Ты знаешь, Ливи, обычно я на твоей стороне, но все мы видели и не раз, как…
— Да нет, — перебила я Магнуса, — он делает вид, что не может исправить последствия сам!
— А он может?
— Уверена, что да.
— С чего ты взяла?
Я щелкнула ногтем по решетке.
— Во время нашей встречи в тронном зале он сотворил буквально из воздуха клетку, — уточнять, что он посадил в неё меня, не стала, — а потом так же легко избавился от неё. Чувствую, он управляется со своим даром лучше, чем хочет показать.
— А после смерти отца дар возрос, — поддержала Эмилия.
— Да, все мы видели незабываемую сцену в Шаказавре, — передернулась мадам и обхватила себя за плечи.
— Но зачем ему это?
Я пожала плечами:
— Не хочет, чтобы остальные знали, насколько он могуществен. Козырь в рукаве, как и у мадам Лилит. Ещё, как вариант, он скрывал это во время учебы в Академии, чтобы лишний раз досадить отцу — тому приходилось всякий раз вызывать мага, чтобы исправить последствия. Поднималась шумиха и прочее.
— Склоняюсь ко второй версии.
Эмилия помолчала и устало потерла лоб.
— Даже если предположение верно, мы возвращаемся в исходную точку: как это поможет Индрику? Не думаю, что можно просто подойти к Марсию и попросить его отозвать чары.
Я вздохнула:
— Пока не знаю. Разве что предложить что‑то взамен.
Наступила тишина, потому что все понимали: предложить нам решительно нечего.
— Тот документ, — нарушила молчание мадам. — Что в нём, Ливи? Что такого страшного знает мадам Лилит про Марсия? Ты ведь его прочитала, я по глазам вижу, не отрицай.
— Не отрицаю, прочитала, но… не могу сказать, простите. Это не моя тайна. Как ты Озриэль?
— Со мной всё в порядке, кхе — кхе… чуть отдохну и готов бежать марафон…
Мадам Гортензия прошлась по камере, в отчаянии заламывая руки.
— Значит, всё, что нам сейчас остаётся, это сидеть здесь и ждать, пока эта… пигалица выполнит своё обещание и отпустит Озриэля, надеясь лишь на её слово, а потом снова ждать, кто же выйдет победителем из грызни у водопоя: она или Марсий. А Жмутс тем временем накладывает свои грязные лапы на мои цветочки, Индрик страдает от бездвижности, золото волос Ливи тускнеет в этом смрадном подвале, а два чудовища наверху обсуждают свои дьявольские планы!
— Не сгущайте краски, мадам. К тому же, вы забываете, что сегодня Магнус встретится с мейстером Хезарием, и тот наверняка что‑нибудь придумает. Даже не сомневайтесь!
Гномка вяло отмахнулась, словно надежда на помощь дракона сама по себе была нелепостью.
— Ливи права, — поддержала Эмилия, — когда ситуация хуже некуда, остаётся только одно: не поддаваться унынию.
— Мне несколько раз снился кошмар, — призналась гномка, — всегда один и тот же: как будто Жмутс намеренно поливает мечтирисы подсоленной водой для огуречных примул, и те гибнут у меня на глазах, а я ничего не могу поделать…
Мадам всхлипнула, и Эмилия прижала её к своей груди. Воздух темницы буквально пропитался отчаянием, поэтому я очень обрадовалась появлению Мадония Лунного. Его мягкие композиции подействовали, как глоток освежающего коктейля с лотка Лилофеи из Шебутного переулка. Даже Озриэль на этот раз не ворчал и тихонько покачивался в такт, а когда принц удалился, целый час не кашлял.
— Эмилия, — позвала я шепотом, когда он уснул. — У меня к тебе очень серьезный вопрос, только не вздумай врать, чтобы не расстраивать меня.
— Да, Ливи?
— У меня правда потускнели волосы?
Она тихо рассмеялась в ответ.
*********
— Пора, — шепнула я, когда на башне пробило десять.
Магнус посмотрел вправо — влево и быстро просеменил через тюремный проход, разделявший наши камеры.
— Да поможет тебе Пряха! — сказала я и протянула ему визитку. — Может, мейстер сообразит, что предложить Марсию в обмен на нашу свободу. Расскажи ему все, что удалось узнать.
Паук взял карточку, сосредоточенно кивнул и полез к окошку, в котором висел кончик месяца.
Мы почти не разговаривали, пока ждали его. Только изредка обменивались утешительными фразами, фальшивыми, как информация о составе продукта на упаковке.
Магнус вернулся около полуночи. Услышав шорох лапок, я подскочила как ужаленная.
— Ну как?
Паук молча устремился вниз. Визитки при нём не было, значит, передал. Эмилия и мадам тоже вскочили и застыли в одинаковых позах: руки сцеплены на груди. Озриэль сел. Магнус обвел нас взглядом и покачал головой:
— Ничего не вышло, Ливи.
В ногах появилась противная слабость, я оперлась о стену и медленно опустилась на солому.
— Что ты хочешь сказать? Ты его не видел? Не говорил с ним?
— Видел и говорил. Сделал всё, как ты сказала: передал карточку через коридорного, и меня тут же пригласили наверх.
— Мейстер был нелюбезен? Он это может, я предупреждала.
— Напротив — был сама предупредительность, даже позвонил вниз и велел принести плошечку москитов с перцем для «особого гостя», потом попросил рассказать о цели визита, подробно, не упуская ни единой мелочи. Ну, я и рассказал — абсолютно всё: и про то, почему нас здесь держат, и про готовящийся переворот… даже про грифона!
— А он что? — не выдержала я.
— Внимательно выслушал, да и только. Мне показалось, его не слишком интересуют дела «других волшебных народов».
Вот это уже больше походило на правду. Драконы ведь держатся особнячком и не любят вмешиваться в дела королевств. Но я почему‑то думала, что для меня мейстер Хезарий сделает исключение. Наверное, до таких пределов его готовность участвовать в моей судьбе не распространялась. Боже, о чем я только думала! Надеялась на помощь дракона, который даже собственному сыну не собирался помогать с одним из важнейших этапов жизни! Причем делал это не из жестокосердия, а из твердого убеждения, что тот должен научиться добиваться всего самостоятельно, в одиночку справляться с трудностями.
— Он сам тебе это сообщил?
— Почти.
— Но что он сказал в конце? — спросила Эмилия.
— Ничего.
— Совсем — совсем ничего? — изумилась мадам.
— Не совсем: любезно поблагодарил меня за визит и пожелал спокойной ночи.
— То есть отказал?
— Не напрямую, но как ещё это понимать?
— Спокойной ночи?! — не поверила ушам я. — И не добавил напоследок, что постарается что‑нибудь придумать, не упомянул о том, что навестит мадам Лилит и выбьет из неё всю злокозненность заодно с чистосердечным признанием, а потом отшлепает Марсия или что‑нибудь е этом духе?
