По толпе прошел гул, шутка ли — такие огромные деньги, с другой стороны — это были наложницы самого наместника, прикоснуться к ним стоило этих денег.
— Даю шестьсот за всех троих! — закричал какой-то купчина.
— Шестьсот пятьдесят! — вмешался другой, поднимая унизанную перстнями руку.
— Семьсот пятьдесят!
— Тысяча! Даю тысячу золотых!
Наступила тишина, все повернулись, чтобы разглядеть того, кто выбрасывает такие деньги на девок, пусть даже из гарема самого наместника.
Счастливым обладателем стал низкорослый сутулый меняла, рядом с которым стояли два огромных янычара-охранника.
К меняле подбежал один из сопровождавших паланкины воинов и спросил адрес, по которому следовало доставить красоток. Получив ответ, он вскочил на лошадь и махнул носильщикам, девицы скрылись в паланкинах, и их понесли к новому хозяину.
Глашатай принял у покупателя немного золота и вексель, после чего меняла взобрался на белого осла и в сопровождении молчаливых янычар поехал следом за своим имуществом, строя радужные планы на предстоящую ночь.
— А теперь новые торги! — Глашатай покосился на Теллира, и тот кивнул. Они сотрудничали не первый год, и цены на подобный товар были хорошо известны, однако подбежавший конвоир шепнул еще несколько слов и ткнул пальцем, как показалось Питеру, прямо в него. Глашатай понимающе кивнул.
Двенадцать невольников завели на помост. Питер почувствовал на себе внимание сотен человек: одни смотрели с интересом, другие с подозрением — каждый выискивал какие-то скрытые недостатки живого товара.
— Все люди здоровые, сильные, годятся для любой работы!
Стоявший рядом с Питером Эрик указал головой на двоих стоявших недалеко от помоста покупателей, загорелых дочерна, с неровно подбритыми длинными усами и в побелевших от пота кожаных жилетках поверх голых торсов.
— Пираты, пришли покупать людей на галеры.
У Питера от страха закружилась голова — вот она, смерть, совсем рядом! На галерах, он это слышал уже многократно, гребцы жили не дольше восьми недель. Неужели прав был злобный Биркамп и все они попадут к пиратам?
— Эй, а мальчишка кто таков? — вывел Питера из оцепенения чей-то голос.
— Мальчишка не простой! Он обучен грамоте, умеет составлять торговые расчеты и сводить дебет!
— Ладно врать-то, ребенок ведь!
— Не ребенок, а молодой работник! — поправил глашатай, чтобы не снижать цену. — И происходит из купеческого рода города Гудбурга!
— Сколько просите за мальчишку-грамотея? — Этот вопрос задал расталкивавший толпу человек с недобро горящими глазами. — Сколько он стоит — я заплачу!
— Эй, невежа, не знаешь разве порядка? Торговаться будем! — крикнули ему.
— Торговаться не будем! — Добравшись до помоста, человек улыбнулся. — Торговаться не будем — даю десять золотых!
Не дожидаясь ответа, он швырнул деньги глашатаю и тот ловко их поймал, не уронив ни монеты.
Питера развязали, и новый хозяин за руку стащил его в толпу.
— Прочь, пошли прочь! — кричал он, то и дело оглядываясь на Питера, ладонь его была мокрой. — Уф! — произнес новый хозяин, переводя дух у небольшой, запряженной ослом арбы. — Как тебя зовут, мальчик?
— Питер, сэр.
— Питер... Хорошее имя для мальчика. Забирайся на арбу.
Невольник залез на край арбы, и хозяин связал ему руки и ноги, потом взобрался на короб, с которого погонял осла, и, обернувшись, сказал:
— Будешь звать меня мессир Карцеп, я служу в канцелярии графа Макитваля, наместника императора в Савойе, понял?
— Понял, мессир Карцеп.
— Хорошо, тогда поехали.
Хозяин ткнул ослика палкой, и тот потянул арбу. В этот момент со стороны помоста раздался вой, на бьющегося, словно рыба, человека бросились охранники.
— Ну вот, еще одного на галеры купили! — прокомментировал Карцеп.
Питер вытянул шею, чтобы рассмотреть, кому не повезло, и понял — это был Биркамп.
Дом мессира Карцепа стоял в центре города, он оказался довольно большим и имел два этажа, хотя и не мог соперничать с домом Нуха Земаниса. По обычаю этого города, его окружала глухая стена, однако не глиняная, а из дорогого обработанного камня. Высокие дубовые ворота с коваными накладками вмиг распахнулись, едва к ним подъехала арба.
— Какое счастье, хозяин вернулся! — Немолодой слуга в просторных белах одеждах и кожаной шапочке низко кланялся, пока арба проезжала во двор, затем быстро запер ворота и подбежал к Карцепу прежде, чем тот слез с арбы.
— Отвяжи его, Мургаб, и отведи в лакейскую.
— Да, хозяин! Конечно, хозяин!
Все то время, пока Карцеп поднимался по ступеням, слуга не переставал кланяться. Лишь после того, как хозяин скрылся за дверью, он развязал веревки на руках и ногах Питера и помог ему слезть — путы были слишком тугими, и конечности пленника затекли.
На мощенном камнем дворе стояло несколько построек, а в его глубине начинался большой сад.
— Ой, плохо, ой, бежать тебе надо, — пробормотал Мургаб, не глядя Питеру в глаза.
— Почему бежать? — спросил тот, ожидая что старый слуга откроет какую-то страшную тайну, но Мургаб лишь замотал головой:
— Не слушай меня, пойдем — место покажу.
Питер пошел за Мургабом, осматриваясь и растирая онемевшие руки. Двор выглядел чистым, хозяйственные постройки и дом были побелены. Там, где начинался сад, росла трава, ее свежая зелень манила лечь и забыться.
Они подошли к двери небольшого, пристроенного к стене домика. Мургаб толкнул дверь и зашел, Питер последовал за ним.
В маленьком коридорчике дверей было немного.
— Здесь моя комната, а следующая — твоя.
Старый слуга указал на дверь и остался стоять, испытующе глядя на Питера.
— Там что... кто-то есть? — не удержался тот, уж больно странно вел себя Мургаб.
— Заходи, не бойся.
Питер осторожно потянул за ручку, дверь скрипнула, в лицо пахнуло запахом старых тряпок. Окно закрывала истлевшая занавеска, отчего в комнате царил полумрак.
Питер прошел, снял занавеску и огляделся. Узкая деревянная кровать, а попросту — лавка, небольшая тумбочка и несколько деревянных сучков, вбитых в стену в качестве вешалок.
Из коридора заглянул Мургаб. Как показалось Питеру, он с явным опасением окинул взглядом голые стены и не решился зайти.
— Кто жил здесь раньше?
— Здесь? — Старый слуга отрицательно покачал головой. — Я не могу говорить, я не должен.
И повернувшись, пошел прочь. Питер поспешил за ним.
— Какую работу я буду делать?
— Какую хозяин скажет.
— А кто кроме нас есть из слуг?
