И повернувшись, пошел прочь. Питер поспешил за ним.
— Какую работу я буду делать?
— Какую хозяин скажет.
— А кто кроме нас есть из слуг?
— Женщина.
— Как ее зовут?
— Зовут? — Мургаб посмотрел на Питера с неподдельным удивлением. — Как ее могут звать? Женщина — и все. Она живет в доме, у нее там своя комната, и она выполняет домашнюю работу.
Неожиданно хлопнула входная дверь домика, и резкий высокий голос позвал:
— Мургаб, ты где?!
— Я здесь, хозяйка, здесь! — Мургаб едва не сбил Питера с ног, бросившись на зов.
— Ну, куда ты спрятал нашего нового человека?
— Он здесь, хозяйка, я показывал ему его комнату.
Питер прислушивался к разговору, стоя в коридоре. Хозяйку он не видел, а по голосу никак не мог определить ее возраст.
Послышался стук подбитых подковками туфель, и появилась сама хозяйка. В первое мгновение Питер решил, что эта красавица его возраста. Собранные в несколько косичек черные волосы, фиолетовые пронзительные глаза и чуть припухлые губы — примерно так в представлении Питера должна была выглядеть девушка, которую он когда-нибудь встретит и полюбит. На ней были бирюзовая куртка с высоким воротом и голубые шаровары, женщины здесь одевались странно, но это лишь придавало хозяйке загадочности и очарования.
Улыбнувшись, она показала острые зубки и произнесла:
— Так вот ты какой, грязный, лохматый... Неужели так трудно мыться почаще, грязнуля? Отвечай мне, дурак! — воскликнула она с неожиданной злостью.
— П-прошу прощения, мисс, нас целую неделю гнали по пустынным дорогам, там не было воды даже для питья, не то чтобы помыться... — Питер пожал плечами и виновато улыбнулся, надеясь пробудить в ровеснице сострадание.
— Так и ищут повода оправдаться, скоты! — воскликнула хозяйка и неожиданно для Питера огрела его по голове бамбуковым стеком. Испугавшись, что это очередное избиение, он закрыл голову руками и попятился, а девушка расхохоталась и опустила стек. — Не бойся, дурачок, я больше не буду. Как тебя зовут?
— Питер, мисс.
— Питер... Ну-ну. Мургаб!
— Слушаю, хозяйка!
— Позаботься, чтобы новый работник был чисто вымыт, ты знаешь — я не переношу грязи.
— Слушаюсь, хозяйка. Прикажете истопить терму?
— Прикажу. Подбери ему одежду, из той, что осталась от... Одним словом, ты меня понял.
— Понял, хозяйка, — не переставал кланяться Мургаб, хотя девушка стояла к нему спиной.
Отдав распоряжения, она повернулась и пошла к выходу, картинно покачивая бедрами. Стукнула дверь, и стало тихо.
— Кто она? — спросил пораженный Питер.
— Она хозяйка.
— Я понял, что хозяйка, но кто она мессиру Карцепу? Дочь?
— Нет, она не дочь.
— А кто же тогда — племянница?
— Я не могу сказать...
— Но какая же в этом тайна? Сколько ей лет?
Мургаб упрямо молчал.
— Как и мне — шестнадцать? — настаивал Питер. Он считал это важным.
— Она старше тебя, вот и все, что могу сказать. Пойдем, я истоплю терму, там есть большой запас хвороста.
К терме пришлось идти через весь сад по проложенным в траве тропинкам из красноватого камня. Таким же был вымощен двор. Деревья выглядели ухоженными, где надо подрезаны, стволы побелены, а с ветвей свисали невиданные прежде Питером плоды. Но птиц не было, даже шмели не летали, хотя цветов здесь хватало.
— Кто содержит сад — садовник?
— Я один.
— Правда? — Питер вздохнул. — У моего дяди был садовник, его звали Гошар.
Сложенный из разнокалиберных камней домик с единственным окном и широкой медной трубой был той самой термой. Мургаб вошел в него первым и указал Питеру на узкую боковую дверь:
— Тебе сюда, раздевайся и жди — сейчас я нагрею терму.
Питер вошел в крохотное помещение, разделся и положил одежду у двери. Огляделся — небольшое окно, массивная каменная полка, здесь было прохладно и пахло сыростью. Во встроенном в стену медном чане оказалась вода, Питер зачерпнул ее ладонью и зачем-то попробовал на вкус — она была обыкновенной.
За стеной слышалась возня Мургаба, трещал хворост, звенела заслонка. Скоро все стихло, он протопал по коридору и заглянул к Питеру.
— Сейчас будет тепло.
— Зачем топить — и так не холодно, я бы мог обойтись обычной водой.
— Если хозяйка сказала нагреть терму, значит, нужно нагреть.
Подхватив грязную одежду и стоптанные башмаки новичка, слуга исчез.
Питер стал прислушиваться, в трубе ревел огонь, в печи трещал хворост. Полка стала нагреваться, а в чане закипела вода.
Питер огляделся в поисках мочалки, и в этот момент вернулся Мургаб, он поставил на полку кувшин и положил пучок свежего мыльника — душистой травы, которая давала пену.
— В кувшине — щелок, голову мыть, — сказал слуга. — Давай я помогу тебе.
— Не нужно, я сам.
— Ты должен быть чистым, это приказ хозяйки.
— Ладно, только осторожно со спиной — у меня там...
— Я вижу — тебя наказывали.
Мургаб налил горячей воды в деревянную шайку, распарил в ней пучок мыльника и принялся натирать Питера, впрочем, делал это очень деликатно. Потом окатил его теплой водой и сказал:
— Просохни, я пойду принесу тебе одежду.
Мургаб ушел, а Питер поднялся с полки, чтобы не так щипали раны на спине. Снова скрипнула дверь, и он обернулся, надеясь увидеть старого слугу с одеждой, однако это оказалась хозяйка.
Питер ойкнул и попытался прикрыться шайкой, но девушка подняла стек.
— Не смей двигаться, раб, я хочу на тебя посмотреть. Повернись спиной!
Питер повиновался.
— О, да ты не радовал своих прежних хозяев... Теперь повернись ко мне и не смущайся, для меня ты — раб, существо бесполое. Ты понимаешь, что ты бессловесная тварь, Питер?
— Да, мисс.
— Называй меня Юлия.
— Хорошо, мисс Юлия.
— Фу, болван! — Она топнула ногой и ударила стеком по полке. Питер вздрогнул. — Говори мне просто — Юлия.
— Да, Юлия.
— Вот так. — Хозяйка смягчилась. — Теперь подойди.
Питер подошел. Он был напряжен, опасаясь, что эта стерва выкинет еще какой-нибудь фокус.
— А ты хочешь, чтобы я тоже разделась?
— Я... я не знаю... Юлия...
— Мы могли бы вместе обливаться водой, а?
— Я не смею ничего желать, вы — моя хозяйка.
Она еще постояла молча, потом фыркнула и ушла, а Питер бессильно опустился на теплую полку, его тело покрылось гусиной кожей, а зубы начали выбивать дробь.
Наконец явился Мургаб и застал Питера в слезах.
— Она... она разглядывала меня, словно я... — Питер не мог подобрать подходящего слова. — Словно я какой-то бык!
