Холщовый пакет от «Бордерс» с туфлями, которые она носила на работе (средний каблук, из кордовской цветной кожи), сорвали с ее плеча. Черная женщина заглянула в него, вновь посмотрела на Труди.
— Какого они размера?
Язык Труди наконец-то отлепился от нёба, но ничем не помог: мертвым грузом упал вниз.
— Неважно, Сюзанна говорит, что у тебя, похоже седьмой размер. Значит, туфли по…
Внезапно лицо призрака словно затуманилось. Женщина подняла руку, с трудом, словно плохо ее контролировала, кисть висела, как парализованная, потом ударила себя по лбу, промеж глаз. И разом ее лицо переменилось. В базовом пакете кабельных каналов, на который подписывалась Труди, был и «Комедийный», так что она не раз и не два видела комиков, которые точно так же меняли выражение лица.
Когда черная женщина заговорила, изменился и голос. Теперь к Труди обращалась образованная женщина. И (Труди могла в этом поклясться) испуганная.
— Помогите мне. Меня зовут Сюзанна Дин и я… я… о… о, Боже…
На этот раз боль перекосила лицо женщины и она схватилась за низ живота. Опустила голову. А когда подняла, вернулась первая женщина, та, что грозила убить за пару туфлей. Отступила на шаг, по-прежнему босоногая, с пакетом, в котором лежали элегантные туфли на среднем каблуке фирмы «Феррагамо» и сегодняшний номер «Нью-Йорк таймс».
— О, Боже, — повторила она. — Ну почему так больно! Мама! Ты должна заставить его подождать. Он не может появиться сейчас, прямо здесь, на улице, ты должна заставить его немного подождать.
Труди попыталась возвысить голос и позвать полицейского. Ничего не вышло, с губ сорвался едва слышный вздох.
Женщина-призрак наставила на нее палец.
— Теперь можешь убираться отсюда. А если позовешь констебля или поднимешь шум, я тебя найду и отрежу тебе груди, — она достала тарелку из плетеной сумки. Труди заметила, что кромка тарелки металлическая, острая, как мясницкий нож, и внезапно ей пришлось бороться с мочевым пузырем, у которого вдруг возникло желание опорожниться прямо в штаны.
«Я тебя найду и отрежу тебе груди», — и кромка «тарелки», на которую смотрела Труди, определенно бы с этим справилась. Вжик-вжик, мгновенная мастэктомия[15]. О, Господи.
— Доброго вам дня, мадам, — услышала Труди слова, сорвавшиеся с собственных губ. Голос звучал, как у пациента, пытающегося заговорить с дантистом до того, как закончилось действие «новокаина». — Наслаждайтесь этими туфлями, носите в добром здравии.
Правда, добрым здравием призрак явно похвалиться не мог. Пусть даже и обзавелся белыми ступнями.
Труди пошла. Зашагала по Второй авеню. Пыталась сказать себе (безо всякого успеха), что не видела женщину, которая появилась из воздуха перед ней рядом с Хаммаршельд-Плаза-2, здания, которое работающие там люди в шутку называли «Черная башня». Пыталась сказать себе (и тоже безуспешно), что во всем виноваты ростбиф и жареный картофель. Ей следовало, как всегда, заказать американский блин с яйцом[16], она пошла в «Деннис» за американским блином, а не за ростбифом с жареным картофелем, и, если вы в это не поверили, посмотрите, что с ней случилось несколькими минутами раньше. Она увидела афроамериканского призрака и…
И ее пакет! Ее холщовый пакет от «Бордерс»! Должно быть, она уронила его!
Какое там уронила. Каждую секунду ожидала, что эта женщина-призрак бросится за ней, вопя, как какой-нибудь охотник за головами из самых непроходимых джунглей Папуа. Она почувствовала онекалывающее покамение (точнее, покалывающее онемение, но она воспринимала его онекалывающим покамением, а сама спина вдруг стала холодной, чужой, ей не принадлежащей) в том самом месте, куда, она знала, вонзится тарелка этой безумной женщины, пустит кровь, разрубит одну почку и, подрагивая, застрянет в позвоночнике. Труди не сомневалась, что вот-вот услышит, как летит тарелка, знала, какой она будет издавать посвист до того, как вонзится ей в спину и теплая кровь польется по ягодицам, по ногам…
Она ничего не смогла с собой поделать. Мочевой пузырь «сдулся», и на ее слаксах, она была в дорогом брючном костюме-тройке от Нормы Камали, появилось и начало расширятся темное пятно. К этому моменту она практически добралась до угла Второй авеню и Сорок пятой улицы. И только тут, уже не та практичная женщина, которой она себя полагала ранее и какой больше никогда не стала, Труди сумела собраться с духом и оглянуться.
2
Труди держала одежду, в которой играла в софтбол[17], футболки и пару старых джинсов, в стенном шкафу своего кабинета. Вернувшись на работу, в офис «Гаттенберг, Ферт и Патель», она первым делом переоделась. Потом сразу позвонила в полицейский участок. Рассказала о случившемся с ней патрульному Полу Антасси, с которым ее соединил дежурный.
— Я — Труди Дамаскус, — сообщила она, — и меня только что ограбили на Второй авеню.
По телефону голос Антасси звучал очень сочувственно, и воображение Труди незамедлительно нарисовало итальянского Джорджа Клуни. Не такая уж большая натяжка, учитывая имя Антасси и черные волосы и глаза Клуни. Наяву Антасси, конечно же, не имел ничего общего с Клуни, но, черт побери, кто ждет чудес и встречи с кинозвездами. Простые люди живут в реальном мире. Хотя… учитывая, что произошло с ней на углу Второй авеню и Сорок шестой улицы в час девятнадцать минут пополудни, ЛВВ…
Патрульный Антасси прибыл примерно в половине четвертого, и она начала рассказывать ему все, что произошло, с мельчайшими подробностями, включая онекалывающее покамение спины вместо покалывающего онемения и странную уверенность в том, что женщина готовится метнуть в нее тарелку…
— Так вы говорите, тарелка с заостренной кромкой? — переспросил патрульный Антасси, что-то записывая в блокнот, а после ее ответа: «Да», — сочувственно кивнул. Что-то в этом кивке показалось ей знакомым, но в тот момент она слишком увлеклась своим рассказом, чтобы вспомнить, откуда. Потом, конечно, она никак не могла объяснить собственной тупости. Ведь точно такие же кивки она многократно видела в фильмах про рехнувшихся женщин, начиная со «Змеиной ямы» с Оливией де Хевилленд и заканчивая «Прерванной жизнью» с Уайноной Райдер.
Но в тот момент она слишком увлеклась своим рассказом. Расписывала патрульному Антасси, как штанины джинсов призрака ниже колен распластались на асфальте. И когда закончила, впервые услышала предположение, что черная женщина, возможно, появилась из-за автобусной остановки. А потом, вы будете смеяться до слез, другое, что черная женщина, вероятно, вышла из одного из маленьких магазинчиков, каких там тьма тьмущая. Что же касается Труди, то и она первый раз заявила, что на том углу нет никаких автобусных остановок, ни на той стороне Сорок шестой улицы, что ближе к Верхнему Манхэттену, ни на той, что ближе в Нижнему. А также резонно заметила, что после возведения Хаммаршельд-Плаза-2 на той стороне Сорок шестой улицы, которая ближе к Нижнему Манхэттену, там не осталось ни одного маленького магазинчика. Впоследствии она чаще всего сначала указывала на отсутствие автобусных остановок, а уж потом — маленьких магазинчиков, и вполне возможно, что со временем ей удастся рассказать все это в одной из программ, которые записываются в Радио-Сити[18].
