Гомункул усмехнулся. Во всяком случае, это можно было истолковать так, ибо трещина его рта пошла вниз.
– Ты солгал, повелитель, – сказал он.
– Солгал? – возвысил голос Багров.
– Ты сказал: мы видели буквы. Ты не видел их. Тот, кто писал их, писал их не для тебя. От тебя лично, юный волхв, он ничего не хочет, – отвечал костяной человек.
Он стал как будто меньше ростом. Ирка увидела, что колени его осыпаются, обращаясь в костяной прах. Время истекало. С разрешением или без него гомункул все же уходил в свое блаженное ничто. Существо чувствовало это и нарочно шевелилось, спеша рассыпаться быстрее.
– Кто он? Чего хочет? Торопись, или я вновь воссоздам тебя, не дав тебе уйти, – пригрозил Багров.
Ирке показалось, что гомункул испугался.
– Только не это! Я не хочу рождаться вновь... Это так больно и так бесполезно. «Рокос» писался для той, кто молчит и боится меня. Для глупой молодой валькирии, которая думает, что мне мало ее голоса, чтобы знать всё! – прошамкал костяной человек.
– Кто он, написавший «рокос»? Враг, друг?
– Враг.
– Чего он желает от валькирии?
– Ее смерти. Тому, кто написал «рокос», нужен архей валькирии.
– Арх... что? – изумилась Ирка, языком выталкивая салфетку.
Прежде она слышала лишь об эйдосе. На этот раз Багров даже минимально не стал церемониться и щелчком пальцев заморозил Ирке язык.
– Где искать врага, чтобы найти его первым? – быстро спросил он.
– Найти врага первым невозможно. Она сама найдет валькирию, когда... – прошуршало существо.
Фраза так никогда и не была закончена. Гомункул рассыпался. Лишь серая кучка праха лежала на скатерти. Багров поднял перстень, чтобы вновь оживить ее, но искры погасали, едва коснувшись пепла.
– Ну вот, не получается... Загробный мир считает, что дал нам все ответы... И зачем надо было дважды влезать в разговор? Еще немного – и он рассказал бы нам все! Ну зачем ты влезла, скажи, зачем? – хмурясь, сказал Багров.
Ирка умоляюще замычала.
– Что, звук не работает? А по мне так даже лучше. Женщины с отключаемой речью – венец генной инженерии, – сказал Багров, однако речь ей великодушно вернул. – Так и быть: можешь конвертировать золото молчания в серебро слов. Какой у нас нынче курс? Одно «м-му» на три вяка? – поинтересовался он.
Ирка бросила в него хлебом. Она была сердита как пчела, получившая в глаз от осы из-за всяких шмелиных дел. Хлеб отскочил и, упав в костяную муку, мгновенно покрылся могильной зеленью. Ирка вскрикнула. Услышав ее крик, прах превратился в змейку, которая быстро поползла по складкам скатерти к валькирии. Багров спокойно поймал змейку, встряхнул ее – и вот уже на столе ничего нет, кроме знакомых куриных костей.
– Мерзость какая! – с трудом выговорила Ирка.
– Ты испугалась. Простейшая реакция на страх, – пояснил Багров.
– Я не о змее. О вызове гомункула! Матвей удивился.
– В самом деле? Рядовая некромагия. Отнюдь не самый страшный ее ритуал. Но все равно сожалею, что ты это видела. Если бы не ограничения, я сделал бы это без тебя.
– Какие ограничения?
– Мы должны были сотворить гомункула как можно скорее, пока твои впечатления еще свежи, возможности костяных людей не безграничны. Зато теперь мы знаем, что у тебя есть враг. Он...
– Она... Это была она... В последней фразе гомонкул называл ее именно так... Багров не спорил.
– Возможно, и так, – сказал он.
– Что такое архей? – спросила Ирка.
– Слово со множеством значений. У масонов архей – нематериальное тело, которое мы создаем своими хорошими и не очень делами. Кроме того, еще есть архей – духи жизни. Есть архей – жизненная сила. Подозреваю, той, кто написала «рокос», архей нужен в этом последнем смысле.
– Зачем?
– Ты никогда не замечала, как стремительно перемещаются маленькие дети? С каким бесконечным транжирством они расходуют энергию? Глазами не уследишь. А вот дряхлый старик. Сидит на скамейке, греется на солнце, и жизнь в нем едва тлеет. И если посмотреть ему в глаза – там нет даже мысли. Одно спокойное ожидание, когда нужно будет собираться в дорогу, – заметил Багров.
Он просыпал на стол соль и задумчиво чертил по ней длинным ногтем мизинца какие-то знаки.
– Обычная история. Старость. Тело обветшало, – сказала Ирка.
– Понятно, что обветшало. Ни один хлам не служит вечно. Но тут другое. У упомянутого старика иссяк архей. Археи, духи жизни, что метались прежде в крови, горяча ее, больше не делают этого.
– Знаю. Эдя говорил как-то, что люди не умирают. В них просто садятся батарейки, – вспомнила Ирка.
Отчасти подражая Багрову, она тоже просыпала соль и стала водить по ней ногтем. Не то чтобы рисовала руны, а так, без особого смысла.
Матвей быстро вскинул голову.
– Что за Эдя? – спросил он с внезапным любопытством.
– Дядя Мефодия.
Багров вытянул губы трубочкой и недоверчиво присвистнул. Он умел это делать так, что даже и без всяких слов собеседник ощущал себя ниже любого фундамента.
– Это точно говорил Эдя? Не маг-фальсификатор Заратустра? – быстро уточнил он.
– Именно Эдя.
– Этот Эдя не дурак. Совсем не дурак. Не знай я, что он лопухоид, я заподозрил бы, что ему знакомы кое-какие откровения, – кивнул Багров.
Взгляд его скользнул по столу и внезапно остановился на том, что чертила на соли Ирка.
– Что ты делаешь? – спросил он резко.
– Я? Ничего. А что?
– Посмотри, что ты написала!
– Где? Я вообще ничего не писала!
– Да?! Это еще интереснее, потому что что-то определенно написано.
Ирка уставилась на соль и нервно отдернула мизинец.
– Гот мертис! – с удивлением прочитала она. – Ну и что? Это же просто буквы!
Матвей задумчиво постучал себя пальцами по худой ключице. Кость отозвалась глухим звуком.
– Буквы? Ну-ну! «ГоТ МеРтИс» – готовься к смерти. Ночной язык.
Ирка пугливо подула на соль. Ведь это могло быть просто совпадение, не так ли?
– Я не знаю ночного языка! – сказала она.
– Разумеется, нет. Кто-то воспользовался тем что твои мысли были далеко. Ты не задумывалась, что делает твоя рука. Ну чертит по соли и чертит. Вот и результат.
– Она контролирует меня? Управляет моим телом? – спросила Ирка с ужасом. Багров покачал головой.
– Да нет же, говорю тебе. Дешевые фокусы когда мысль отвлекается, управлять рукой ничего не стоит. Кому-то очень хочется, чтобы ты утратила самообладание – всего-навсего.
Ирка встала, едва не уронив стул. Если цель действительно была такой, то ее врагу почти удалось ее достичь. У лестницы она нервно оглянулась на вазу И вновь ей показалось, что в мирном обиталище подсолнуха что-то мелькнуло. Лицо? Световой блик? Подсвеченный квадрат окна? Это было неуловимо. Захотелось скорее вырваться наружу, на свежий воздух и увидеть небо. Небо всегда давало ей силы.
