Тут Воронве умолк. Наступила ночь, и звезды сияли холодным блеском.
Вскоре Туор с Воронве снова встали и отправились в путь, оставив море позади. О начале их путешествия рассказать почти нечего, ибо шли они по ночам, от заката до восхода, и тень Улмо скрывала их, так что никто не мог увидеть их среди лесов, лугов, болот и скал. Шли они осторожно, опасаясь видящих в ночи соглядатаев Моргота и чуждаясь хоженых путей. Воронве вел, а Туор следовал за ним. Он не задавал лишних вопросов, но примечал, что идут они прямо на восток вдоль подножий гор, и на юг не сворачивают. Туор дивился этому, ибо, как и большинство эльфов и людей, думал, что Тургон живет где–то вдали от северных войн.
Медленным был их путь в сумерках и по ночам, в бездорожной глуши, а из владений Моргота нагрянула жестокая зима. С севера задули пронзительные ледяные ветра, от которых не защищали даже горы, и скоро снег засыпал вершины, замел перевалы и завалил леса Нуат еще до того, как облетела листва с деревьев[16]. Они тронулись в путь в первой половине нарквелие, но еще до того, как они достигли Истоков Нарога, наступил хисиме с жестокими морозами.
Брезжил тусклый рассвет, когда путники после тяжелого ночного перехода наконец увидели перед собой долину, откуда выбегал Нарог — и Воронве застыл, пораженный горем и ужасом, не веря своим глазам: там, где некогда в огромной каменной чаше, выточенной струями вод, блистало меж крутых лесистых берегов прекрасное озеро Иврин, ныне все было испоганено и разорено: деревья повалены и сожжены, каменные берега разбиты, воды озера растеклись и стояли безжизненным болотом. На месте Иврина теперь была лишь грязная замерзшая лужа, и над землей, точно липкий туман, висел смрад разложения.
— О горе! — вскричал Воронве. — Неужели и сюда пробралось зло? Некогда это место было недосягаемо для Ангбанда — но лапы Моргота тянутся все дальше.
— Это то, о чем говорил Улмо, — сказал Туор. — «Источники отравлены, и сила моя уходит из вод этого края».
— Здесь побывала какая–то тварь пострашнее орков, — заметил Воронве. — Страх тяготеет над этим местом.
Он вгляделся в землю у края лужи и воскликнул:
— Да, великое зло!
Он подозвал к себе Туора и указал на следы: глубокую борозду, уходящую на юг, и по краям ее, местами расплывшиеся, местами скованные морозом, отпечатки огромных когтистых лап.
— Видишь? — лицо эльфа побледнело от страха и отвращения. — Здесь недавно побывал Большой Змей Ангбанда, самая ужасная из всех тварей Врага! Мы уже опоздали с нашим посланием к Тургону. Надо спешить.
Едва он произнес это, как в лесу послышались чьи–то крики, и спутники застыли, точно серые камни, прислушиваясь. Но в голосе не было зла, только горе звенело в нем, — казалось, он повторял одно и то же имя, словно звал заблудившегося друга. Вскоре меж деревьев появился высокий человек в доспехе и черных одеждах, с длинным обнаженным мечом в руке; и меч тот показался им большим дивом, ибо он тоже был черным — лишь края клинка сияли холодным блеском. Лицо того человека было искажено отчаянием, и, увидев разоренный Иврин, он горестно вскричал:
— Иврин, Фаэливрин! Гвиндор и Белег! Некогда исцелили меня эти воды — но отныне не вкусить мне покоя.
И поспешно зашагал на север, словно очень спешил или гнался за кем–то. Долго еще слышали два товарища, как он взывал: «Фаэливрин, Финдуилас!», — пока его голос не затих вдали[17]. Они не знали, что Нарготронд пал, и что человек этот — Турин сын Хурина, Черный Меч. Так, всего один раз, и то лишь на миг, сошлись пути двух родичей, Турина и Туора.
Когда Черный Меч скрылся в лесу, Туор с Воронве пошли дальше, хотя день уже наступил: горе незнакомца омрачило их души, и они не могли оставаться рядом с оскверненным Иврином. Но вскоре они все же отыскали себе укрытие — опасность теперь чувствовалась повсюду. Сон их был кратким и неспокойным. К полудню сгустились тучи и повалил снег, а к ночи ударил трескучий мороз. Снег и лед больше не таяли, и на целых пять месяцев Север сковала Жестокая зима, которую потом долго вспоминали. Теперь Туор с Воронве страдали от холода, и все время боялись быть найденными по следам или провалиться в какую–нибудь ловушку, скрытую под снегом. Они шли еще девять дней, все медленнее и медленнее, потому что идти становилось все трудней. Воронве немного забрал к северу. Они перешли три истока Тейглина и снова повернули прямо на восток, оставив горы позади. Скрываясь, перешли они Глитуи, и вышли к Малдуину, и увидели, что он покрыт черным льдом[18].
И Туор сказал Воронве:
— Страшен этот мороз; не знаю, как ты, а я близок к смерти.
Положение их было ужасным: им давно не попадалось ничего съестного, а дорожные хлебцы были на исходе; и оба они промерзли и устали.
— Горе тому, кого преследует и Приговор валар, и злоба Врага, — промолвил Воронве. — Неужели я избежал пасти моря лишь затем, чтобы замерзнуть в снегу?
— Далеко еще? — спросил Туор. — Довольно таиться, Воронве, — скажи, прямо ли ты ведешь меня, и куда мы идем? Если я должен истратить последние силы, мне нужно знать, не напрасно ли я мучаюсь.
— Я вел тебя настолько прямо, насколько позволяла безопасность, — ответил Воронве. — Знай, что Тургон живет на севере земель эльдар, хотя немногие верят в это. Мы уже близки к цели. Но впереди еще много лиг, даже по прямой, а нам еще надо перебраться через Сирион, и перед ним нас может подстерегать большая опасность. Мы скоро выйдем к дороге, что некогда соединяла Минас короля Финрода и Нарготронд[19]. Слуги Врага ходят по ней и стерегут ее.
— Я считал себя выносливейшим из людей, — сказал Туор, — и не одну зиму провел я в горах; но тогда у меня были пещера и костер, а в такой мороз, да еще голодным, мне, боюсь, далеко не уйти. Но все же надо идти, пока есть надежда.
— У нас нет другого выбора, — сказал Воронве, — разве что лечь в снег и уснуть вечным сном.
И они весь день тащились вперед, уже не прячась — мороз был страшнее врагов. Но постепенно снега становилось все меньше, потому что они снова шли на юг по долине Сириона, и горы Дор–ломина остались далеко позади. Уже в сумерках они вышли на высокий лесистый склон, у подножия которого проходила Большая дорога. Внезапно они услышали голоса и, осторожно выглянув из–за деревьев, увидели внизу огонь. Посреди дороги, сгрудившись у большого костра, сидел отряд орков.
— Гурт ан Гламхот! — проворчал Туор[20]. — Вот теперь я сброшу плащ и возьмусь за меч. Я готов рискнуть жизнью ради того, чтобы погреться у костра, и даже орочьи припасы будут хорошей добычей.
