Сразу после того как Надина удалилась вместе с остальными, визар послала за Мати и поставила ее в известность о том, что, пока Гранд-дама находится с визитом у Предков, она, визар, не может допустить того, чтобы юная девушка оставалась одна в павильоне, который прежде она делила с Надиной. А потому Мати будет предоставлено спальное место в палатке визара, где она и будет спать до тех пор, пока не вернется Прародительница.
– Так ты всегда будешь под рукой на тот случай, если понадобишься мне, – сказала визар с неискренней фальшиво-ласковой улыбкой. На самом деле она просто хотела, чтобы Мати все время находилась у нее на глазах. Каждый раз, когда Мати хотела кого-нибудь навестить или просто просила позволения отправиться пастись с другими детьми, Лирили придумывала для нее какое-нибудь «срочное» дело, которое Мати обязательно нужно было выполнить, причем немедленно.
В конце концов Мати поняла, что единственный способ подольше не попадаться на глаза визару – это делать то, в чем ее и так уже обвиняли, а именно – выполнять поручения визара как можно медленнее. По крайней мере, некоторые из них – как это было, например, в прошлый раз. Поздно вечером, в разгар ливня, ее послали в космопорт, чтобы отнести Таринье, выполнявшему обязанности Дежурного диспетчера, корзину отборной зелени, приготовленную для него лично визаром. К корзине прилагалась маленькая записочка, дабы Таринье даже на минуту не усомнился в том, кто именно посылает ему этот подарок.
Однако Таринье вовсе не чувствовал себя ни польщенным, ни облагодетельствованным, когда Мати вручила ему корзину.
– О нет… – простонал он.
Мати тряхнула гривой, вызвав настоящий водопад дождевых брызг, и уставилась на содержимое корзины.
– В чем дело? Тебе что, не нравится зелень этих сортов? Ты учти, я не собираюсь тащить это все назад к ней. У меня ноги болят. Она заставляет меня бегать день и ночь. Я устала, – с этими словами она уселась во второе кресло у панели управления и с блаженным вздохом вытянула ноги.
– Прости, малышка. Хочешь что-нибудь съесть? Тут отличная зелень. Просто, понимаешь, я не хочу принимать никаких знаков внимания от нашего визара.
Глаза Мати сузились; несколько мгновений она вглядывалась в лицо Таринье. С тех пор, как они с Кхорньей вернулись из другой галактики, Таринье почти не изменился. Когда они прибыли, он был о-очень самодовольным малым и хвастался, что они с Кхорньей в самом скором времени станут спутниками на всю жизнь. Однако позднее, к своему удивлению, Мати услышала о том, что Таринье оказывает знаки внимания еще нескольким молодым девушкам. И каждая из этих девушек была уверена, что, если Кхорнья откажется от своих претензий на него, Таринье с радостью попросит именно ее всегда пастись рядом с ним. На самом-то деле, как было прекрасно известно и самому Таринье, и Мати, Кхорнье он и вовсе не нравился – и уж тем более она не собиралась связывать себя с ним нерасторжимыми узами. Таринье был очень красив – особенно для тех, кому нравились высокие, стройные и мускулистые мужчины, но Кхорнья была как-то… старше, что ли, умнее, чем он, – и, кроме того, ей не нравилось отношение Таринье: тот был немного заносчив и самодоволен. Однако Мати должна была признать, что мужчина, который мог заморочить голову такому количеству девушек, умеющих читать мысли, не мог не быть привлекательным. Было в нем что-то, покорявшее женские сердца. Много нйири, сказала о нем Прародительница. Слово это означало нечто похожее на отвагу или храбрость, но вернее было сказать, что он был достаточно смел, чтобы совершать то, что совершать не стоило, и говорить то, о чем лучше было бы промолчать.
– Может быть, она просто пытается дать тебе понять, что не считает тебя таким уж плохим, хотя те девушки и жаловались на то, что ты ухаживаешь сразу за двумя, – предположила Мати, проявляя свою собственную нйири. Ей было интересно, что он ответит.
Вслед за раскатами грома налетел шквал, швырявший потоки дождя в окна-иллюминаторы коммуникационной станции. В отдалении извилистая молния распорола потемневшее небо, озарив ночь короткой ослепительно яркой вспышкой.
Таринье фыркнул и улыбнулся Мати такой же дурацкой улыбкой, какой он, бывало, дарил своих подружек:
– Какая же ты славная, хорошенькая девчушка, Мати! Конечно, она не думает, что я такой уж плохой. После того как девушки ей все уши прожужжали о том, что я – подлинное воплощение всех мужских достоинств, она сама решила поухаживать за мной.
На этот раз фыркнула Мати:
– Ты слишком долго был в космосе, Таринье! У тебя «земная болезнь»!
Это была обычная шутка: космические путешественники говорили о том, что линьяри, не покидавшие планеты, в космосе заболевают «космической болезнью», а те, в свою очередь, приписывали путешественникам «земную болезнь», чтобы как-то объяснить себе странности, проявлявшиеся в их характере. И сейчас только этим – или же непомерно высоким мнением о себе самом – Мати могла объяснить, почему Таринье взбрело в голову, что визар способна на подобные нежные чувства по отношению к нему.
– Нет. Нет. Это правда, Я ей нравлюсь. Она все время об этом говорит. Она сказала мне, что, по ее мнению, мне нужна более опытная женщина, которая руководила бы мной, держала бы меня в руках – и в то же время умела бы прощать мне маленькие демонстрации моей независимости. Поверь мне, малышка, это последнее, чего мне хотелось бы. Даже кхлеви не пугают меня так, как эта женщина! – его передернуло так, что дрожь прошла по коже, а грива взметнулась, словно под порывом ветра.
Мати была поражена.
– Но Лирили ведь на самом деле старая! Она почти такая же старая, как Надина, – я готова в этом поклясться; по крайней мере, ей не меньше, чем Неве, а ты… я, конечно, еще ребенок, но даже я помню те времена, когда ты был всего лишь серым в яблоках жеребенком!
Таринье скорчил кислую мину:
– Может, ты и считаешь, что она старая, но когда я рядом, она ведет себя как взбалмошная девица. Боюсь, нархи-Вилиньяр недостаточно велик для нас двоих.
– Уж я-то знаю, о чем ты говоришь, – кивнула Мати, вспомнив о собственных бедах. Впрочем, Таринье она не хотела о них рассказывать. Если она это сделает, он станет вести себя как взрослый, будет смотреть на нее свысока – в этом она была совершенно уверена. Не стоит давать ему преимущество. Она приняла это решение, поскольку была знакома с некоторыми из его девушек. До тех пор, пока они не замечали его – или делали вид, что не замечают, он был с ними очень вежлив и обходителен и всячески добивался их внимания: он даже проявлял вовсе не свойственное ему смирение. Но как только он начинал им нравиться, он быстро терял к ним интерес и принимался ухлестывать за кем-нибудь еще. Именно потому он не оставлял свои ухаживания за Кхорньей, хотя было ясно, что они вовсе друг другу не подходят.
