София считала, что неплохо разбирается в людях. Но теперь, глядя с почтительного расстояния на королеву, она не узнавала в ней мать. И от попыток представить себе, каким будет их объяснение, пусть и смягченное умиротворяющим зельем, становилось страшно.
А от попыток воскресить в памяти дни детства — немного больно и почему-то тревожно…
— Софи! Опять мечтаешь у окошка, бездельница!
Голос кухарки Ириз трудно было не услышать. И сейчас он прозвучал как нельзя кстати.
София уже привыкла, что кухня ежедневно оглашается оглушительными криками. Эта женщина не умела говорить тихо. Но зелье на нее, похоже, подействовало: она стала намного мягче. И теперь окликала Софию беззлобно. Иначе та просто не услышала бы: в этот час на кухне стоял шум.
Шипение гигантских сковород, разговоры нескольких десятков кухарок, надменные указания королевского шеф-повара, восклицания, брань… А еще упоительный запах свежей выпечки, корица и ваниль, если пройтись чуть дальше — жареное мясо с овощами, свежее масло и орталинский острый перец. И пар, и удушающее ароматное тепло от раскаленных печей, и заваленные полуготовой снедью светлые ореховые столы, и неровные выбеленные каменные стены.
Софии начинало здесь нравиться. Она легко привыкала ко всему новому. Если же на новом месте и люди оказывались приятными, она в мгновение ока начинала чувствовать себя как дома. А люди здесь не могли не быть милыми. По крайней мере, те, с кем приходилось иметь дело каждый день.
Об этом позаботилась Марда.
София со вздохом отвернулась от пробуждающегося мира за окном и направилась в жаркие глубины кухни. Предстояло рискованное дело.
За эти дни ей удалось, израсходовав целый шарик драгоценного зелья, угостить им всю челядь из тех, кто получал свой паек в нижней кухне. По мере этого тревога утихала: зелье Марды больше не давало сбоев. Похоже, оно не подействовало только на Грейсона Итилеана. Остальные же быстро превращались из ворчливых, несговорчивых, холодных, безразличных или просто малоприятных личностей в совершеннейших душек, как только дело касалось Софи, помощницы кухарки Ириз. Но оставалось одно существенное затруднение.
Все эти люди были челядью. Слугами, привилегированными или не очень.
Кухарки, повара, миспардеры, лакеи, горничные, камеристки и камердинеры, несколько простых солдат, стража… И только теперь, склонив их к себе с помощью зелья, София собиралась перейти к следующему этапу плана.
Суп был нежного жемчужно-белого оттенка. Полупрозрачный, густой, украшенный бледно-золотистыми фигурными листиками драгоценной фаории, доставляемой из Орталина в крохотных мешочках каждый на вес золота и придававшей блюду умопомрачительный аромат. Если осторожно помешать содержимое большой светло-синей супницы специальной фарфоровой ложкой, из благоухающего легкого бульона показывались сливочно-желтые кусочки сонели, всего час назад выловленной из озера-питомника на краю столицы, крохотные звездочки моркови, небольшие креветки, зерна фтарии…
Суп наполовину остыл. Оставалось добавить в него несколько ложек лимонного сока, и это творение повара Рондина отправлялось несколькими этажами выше. К столу маркиза Тарлио, министра налогов и народных финансов, постоянно проживавшего при дворе.
Завтрак сегодня подавали рано — сразу после него двор отправлялся на ярмарку по случаю дня рождения принца Веина. Половину прислуги тоже отпустили, но София в их число не входила. Для тех, кому не повезло получить выходной сегодня, планировалось подобие ярмарки завтра. Как подачка. Впрочем, большинство слуг были рады и этому.
На нижней кухне не готовили для королевской семьи постоянно. Лишь иногда, если случалось важное торжество и весь двор стоял вверх дном. Но вельможи различных рангов… Поговаривали, один из таких некогда питал далеко не самые подобающие чувства к Ириз. Сплетни, сплетни, вездесущие, правдивые и лживые, как сама жизнь…
София взяла склянку с лимонным соком и, подстегиваемая ворчанием кухарки, бросилась к столу, на котором супница источала ароматный пар. На минуту замешкалась, осматриваясь украдкой.
Ириз, кажется, отвернулась. Другие кухарки трудились у столов, рядом с печами наблюдалось небольшое столпотворение, кто-то нес огромную дымящуюся кастрюлю к самой дальней от окна стене. В ту часть помещения никогда не попадали солнечные лучи. Там готовые блюда разливали и раскладывали по всем этим украшенным узорами супницам, бульонницам, креманкам, сотейникам и множеству других черепков, названий которых София не знала. Подготовкой блюд к отправке на стол занимались обычно сами кухарки или даже господские слуги, то и дело сновавшие туда-сюда с подносами через пять больших дверей, ведущих в коридоры замка.
Помощнице кухарки еще повезло, что ее допустили даже до такой мелочи, как добавление сока.
Она повернулась к супнице, молниеносно отстегнула от ожерелья шарик с зельем, открыла крохотную крышечку и протянула руку, чтобы капнуть в графский завтрак всего одну каплю.
Потом нужно будет проверить, как это подействует.
И капля уже почти сорвалась с миниатюрного горлышка.
Если бы мигом ранее Софию не схватили за руку мертвой хваткой.
— Что?.. — попыталась она вскрикнуть, но усилием воли заставила себя молчать. Повернуться к этому человеку, любой ценой высвободить руку, заставить шарик с зельем коснуться губ, заставить стать другом, заставить забыть…
На нее в упор смотрели широко посаженные шальные серые глаза. А присутствие этого человека в кухонном царстве казалось таким же невозможным, как песчаная буря в открытом море.
Софию держал за руку начальник дворцового гарнизона Кадмара граф Грейсон Итилеан.
* * *
— Что случилось? В чем дело? Кто… ох, — Ириз в мгновение ока очутилась рядом. Еще с десяток голов с любопытством повернулись в сторону странной сценки. — Что вам сделала эта паршивка, лирд Итилеан?
По широкому бронзовому лицу кухарки было видно, что она боится за свою подопечную, а не жаждет наказать ее за проступок. Но вынуждена говорить не то, что думает, потому что обслуга и знать — это всегда лицемерие и власть… а девчонку можно попытаться спасти потом.
— Абсолютно ничего, — начальник гарнизона не спешил отпускать Софию, а та от изумления не могла даже попытаться вырвать руку и лишь сжала в кулаке шарик с зельем. — Мне нужно с ней потолковать. Прямо сейчас. Я ее забираю.
Он перехватил Софию под локоть и на глазах у изумленных кухарок и помощников повел прочь. И в том, как он поддерживал ее руку — осторожно, почти светски, — было что-то странно неправильное.
