— Harast tar ga'sten! — я тряхнула руками и сбросила облачко, увеличившееся в размерах, в сторону леса, и оно, не торопясь, поплыло к высоким соснам.
— Все, Касса, поехали, — заторопилась я, взлетая в седло и вновь не позаботившись поправить юбку. — Быстрее, пожалуйста!
Конские копыта ударяли о снег, взметая вокруг мелкую пыль. Я прислушивалась к звукам за спиной, отчаянно надеясь, что мое неумелое колдовство сработает, что Псы потеряют свою жертву или хотя бы отвлекутся на несколько минут, так необходимых мне…
Размытая тень ударила сбоку. Касса запнулась и полетела на снег, придавив меня своим телом. Я не успела сгруппироваться и ударилась при падении головой, но, к несчастью, не потеряла сознание и с нарастающей безнадежностью во взгляде наблюдала, как шею моей лошади перегрызают острые клыки, еле заметно фосфоресцирующие в лунном свете, заливая все вокруг темно-багровой кровью.
Пес был один. Пока один, по крайней мере. Жуткая тварь, которой не должно быть места на земле, стояла рядом со мной, издавая глухое рычание и вгрызаясь в теплую, испускающую пар на морозе плоть лошади. Выбеленные кости, крепящиеся друг к другу только магией, при каждом движении Пса со скрежетом скреблись друг о друга, вызывая инстинктивное желание поежиться и закрыть уши руками. Но я боялась двигаться, чтобы не спровоцировать существо на нападение, собрав вместо этого всю свою смелость и заворковав:
— Хороший песик…
Тварь насторожилась и повела мордой — точнее, черепом — в мою сторону. Я повторила свои слова, лихорадочно прикидывая вероятность того, что Пес не кинется на меня, если я начну вылезать, раз уж не порвал мне горло в первые же секунды, как несчастной Кассе.
Пес зарычал громче, но не сдвинулся с места. Я начала осторожно подтягивать к себе ногу, с трудом вытаскивая ее из-под тяжелого тела кобылы и тихо радуясь, что не успела натянуть сапоги. Бежать в легких тапочках по снегу, конечно, не так удобно, но зато они не могут застрять в стремени. Если мне удастся выбраться… если Пес так и будет занят телом Кассы… если не погонится за мной… и если вот те всадники, которых я слышу, подъедут чуть-чуть позже, чем мне кажется…Асиэль, помоги мне!
Я рывком вскочила, чуть поморщившись от боли в ушибленной голове и коленке, ободранной о снег, и со всех ног понеслась к границе. Ну же… мне осталось пробежать всего три сотни шагов…
Меня ударило в спину, я кубарем покатилась по земле, ощущая каждую кочку и бугорок на ней, и осталась лежать, успев заметить на бархатно-черном небе еле заметные гвоздики звезд и луну, похожую на неправильный овал. Больше мне ничего не удалось увидеть. Все заслонил фосфоресцирующий белый череп, раскрывший пасть и приставивший острые зубы к моему горлу.
Сознание милосердно покинуло меня.
Солнечный луч проник в крохотное слепое окошко, оставив на грязном каменном полу светлое пятнышко. Крупная крыса, вольготно расположившаяся на куче перепрелой соломы, в которой вполне могло водиться и что-нибудь пострашнее, недовольно чихнула и поспешила убраться в угол, свалив по пути деревянный кубок с водой. Шорох лапок, шуршание соломы и легкий стук, с которым посуда ударилась о пол, привели меня в чувство. Я озадаченно села и огляделась. Последнее, что я помню — рычание Пса и бешеный стук копыт по промерзшей земле. И, кажется, был еще злой окрик на незнакомом языке, но вот за это ручаться сложно, сознание уже уплывало… Так, где это я и, главное, зачем? Почему меня оставили в живых, в то время как всех жриц Асиэль убили? Сердце сжалось от осознания того, что все, кого я любила — теперь не со мной, а со своей обожаемой богиней. Слезы подступили к глазам, но пришлось привычно отогнать их назад. Не время сейчас оплакивать мертвых. Им, по крайней мере, лучше, чем мне. Они уже в мире Асиэль, тогда как я болтаюсь где-то на перепутье и понятия не имею, где нахожусь, сколько времени и что будет со мной через час. Хотя на первый вопрос ответ ясен — где-то в темнице. А где еще могут быть грязные каменные полы, влажные стены, крохотное окошечко под потолком, зарешеченная дверь, полное отсутствие мебели и толстые крысы? Одна из которых, кстати, вновь выползла на середину помещения и села на задние лапки, умываясь передними.
Я обхватила колени руками, сохраняя последние остатки тепла, и впала в медитативное состояние, прося помощи у богини. Может быть, я еще смогу выполнить последнюю просьбу Матери Алисии — выжить, несмотря ни на что?
«Все будет хорошо. Тебе нужно продержаться всего четыре дня…» — прошептал внутри меня мягкий женский голос. Камеру затопило серебристое сияние, исходящее, казалось, отовсюду, и я поплыла в нем, с восторгом взирая на игривые всполохи…
Тяжелая решетка с громким лязгом ударилась о стену моей камеры. Внутрь вошли двое — высокие, угловатые, в сияюще-белых плащах, так нелепо смотревшихся в грязи и сумраке темницы. Они молча, не раскрывая подобия рта на плоских лицах, подошли ко мне, аккуратно подняли и повели на выход. Я не сопротивлялась. Зачем напрасно тратить остатки сил на Бездушных, с которыми все равно не справиться?
Меня долго вели по длинному темному коридору, осторожно придерживая и не давая упасть, если я спотыкалась о выступавшие камни. Потом мы вместе поднялись по винтовой лестнице, доходившей, казалось, до неба — таким бесконечным был подъем. И, наконец, ввели в просторное светлое помещение. От яркого солнца мои глаза заболели, и мне пришлось прикрыть их ладонью.
— Приветствую тебя, дайна, — произнес приятный мужской голос.
— Добрый… день, Повелитель, — немного неуверенно произнесла я и присела в вежливом поклоне.
— Ты даже знаешь, кто я такой? — удивленным тоном произнес он. — Возможно, мне повезло больше, чем я думал. Но как тебя зовут? Мне неловко называть тебя дайной, в то время как ты обращаешься ко мне по имени.
— Китиэль, — спокойно ответила я. Это было имя, данное мне в Храме. Настоящего же я не знала и сама. Меня новорожденным ребенком подбросили на ступеньки Храма — так рассказала мне мать Алисия.
— Китиэль… — протянул он. — Прекрасно. Китиэль, я думаю, ты не откажешься составить мне компанию за обедом. Прошу тебя, садись.
Я осторожно приоткрыла глаза. Они еще слезились, но, в общем, уже можно было разглядеть моего собеседника. Передо мной стоял высокий худощавый молодой человек, одетый в белую рубашку, так не шедшую его бледной коже, и такого же цвета штаны. Хотя насчет его молодости можно было бы и поспорить, общеизвестно, что возраст мага никак не связан с его внешним видом. Пронзительные темные глаза, резкие черты лица, выдающийся вперед подбородок и светлые, почти белые волосы с одной-единственной черной прядью, свисающей на левый висок, небрежно рассыпавшиеся по плечам.
