Демьян Бедный - Новый Завет без изъяна евангелиста Демьяна

О дальнейшем евангелисты поведали:
Левиты Иисусу очухаться не дали
И потащили его, как бунтаря и мошенника,
В дом первосвященника. —

Три пьяных апостола при сей оказии
Показали себя во всём безобразии;
Проснувшись от шума и суматохи,
Запрыгали они, словно блохи:

В три скока три версты —
Кто в ров, кто в кусты!..
У дяди Семёна («Камень» тоже!)
Мороз продрал по коже;
Но всё же,

Когда его мозг пришёл в ясность,
Смекнул он, что лично опасность
Для него уж не столь велика,
И стал наблюдать издалека;

Вошёл он во двор за всеми следом:
«Никому, — он решил, — я здесь неведом!»
Сел он греться у костра,
Вместе со стражей среди двора.

Но покоя ему не давали:
Трижды его опознавали. —
И вот тут-то дядя Семён
(Одно из главных апостольских имён!)

Разыграл позорную сцену:
Показал себе настоящую цену,
Свою веру в Иисуса пламенную
И твёрдость свою «твердокаменную»! —

Повёл себя в решительный момент,
Как самый неустойчивый элемент;
Спраздновав труса,
Трижды отрёкся от Иисуса:

«Да я сам — против его поведения хулиганского!
Да я — крещения Иорданского!
Да я — сторонник покаяния!
Да я — за оборону национального достояния!

Да я ничего не знаю и ведать не ведаю —
Забрёл тут случайно, со стражей беседую!
Да у меня в столице — личные делишки
Насчёт покупки мебелишки;
Недалече живёт мой зятёк!..» —
И сам наутёк!

Иисус во время случая этого
Был на допросе у врага отпетого
И не мог видеть позорную сцену
Сквозь каменную стену;

Слова про то, что за эту измену
Он взглядом послал Семёну укор, —
Суть отъявленный вздор!

Вопреки евангельской повести
Дядя Семён без зазрения совести
Мог хвалиться пожизненно,
Что эту ночь провёл безукоризненно!..

«Эли, Эли! Ламма савахфани!?» —
Как этот крик ни поверни,
Выйдет одно и то же :
«Боже мой, боже!

Зачем ты меня оставил!?» —
Лука это место подправил:
Не обмолвился о крике ни словечком одним;
Евангелист Иоанн вслед за ним

Тоже этот крик отчаяния
Оставил без упоминания. —
Потому что, как же, в самом деле:
Не божья ль душа была в распятом теле?

И разве ж мог
Тот самый бог,
Которому воскреснуть надлежало,
Вопить на кресте так шало!?

Ведь это же ставит под сомнение
Веру самого Христа в своё воскресение!..
Даже разбойники сораспятые,
Римлян враги заклятые,

Корили Христа, в его божество не веря:
«Жалкая ты тетеря!» —
Да если смотреть беспристрастным взглядом
На этих молодцов, распятых с Христом рядом,

То, что про них не говори,
А эти благородные бунтари,
Казнимые за восстание против римской власти,
Гордо переносили «страсти»

И держались куда бодрей,
Чем этот малодушный назорей! —
Вот почему Иоанн с Лукою
Не побрезговали подчисткой такою:

Выскребли позорное «Эли!»;
Да следы нечисто замели! —
Врут от начала до конца своей книжки,
Как заурядные лгунишки.

Но не в том их беда, что всё подтасовано, —
Беда, что тасовали несогласованно!
Не нужно иметь учёного диплома,
А только, чтоб вместо мозгов не была солома,

Да быть грамотеем мало-мальски приличным,
Чтоб этих вралей накрыть с поличным!
Но я, возлюбленные во Христе братие,
Предоставлю другим это занятие;

Я на утеху люду православному
Обращусь ныне к самому главному,
К тому, из-за чего мной кощунство содеяно,
Собственное евангелие затеяно:

Воскрес Иисус или нет!? —
Я дам самый точный ответ,
Ответ, полный логической непреложности,
Оспорить который не будет возможности…

…Убийцы утолили свою злобу;
Иосиф привалили камень к Иисусову гробу. —
Не золото схоронили, чтоб опасаться кражи:
У гроба никакой не поставили стражи.

Это тоже — евангельские измышления
Для усугубления чудесного явления:
Дескать, никто ни в коем разе,
Ни по злобе, ни в любовном экстазе,

Не мог покойника выкрасть из гроба,
Поскольку, мол, стража глядела в оба,
А камень был такого весу,
Что не отвалить никакому бесу;
И если покойник уж всё же исчез,
Так только поскольку… воскрес!

Мы раскроем тайную страницу:
«Мироносные жёны» на положенье в гробницу,
Как их скорбь ни была велика,
Смотрели издалека;

Потом приготовили масла и благовония
И, чтобы не совершать беззакония,
(Было в Законе предписанье такое)
Провели всю субботу в покое…

Но был некто, кто покоя не ведал,
Кто нечаянно Учителя предал,
Кто, словно в горячечном бреду,
Переживал свою беду;

Кто, потрясённый роковой Гефсиманией,
Был охвачен восторженной манией,
Безумною жаждой небывалого чуда, —
То был несчастный Иуда!

Словно пьяный, походкою шаткой
Пробирался он к гробу украдкой…
Все ушли; у гробницы оставленной
Безутешною скорбью подавленный,

Притаился Иуда меж чужими гробами,
Шепча запёкшимися губами:
«Мой господин!.. О, мой господин!
Я тебя не оставлю один!..»

Когда, опьянев от пасхального хмеля,
Иерусалим уснул от стены до стены,
От Мусорных ворот до башни Хананэля,
Когда средь глубокой ночной тишины

И непроглядного мрака
Не тявкала никакая собака, —
Сотряслася в Иуде утроба
И кровь ударила гулко в виски:

В безумном порыве любви и тоски
Отвалили он камень от Иисусова гроба
И унёс на себе Иисусово тело
Туда, где пустынно и бело,

Времена Соломоновы помня,
Зияла забытая каменоломня.
Там, не смыкая очей,
В продолженье трёх дней и ночей,

Полный упованья неистребимого,
Глядел он в черты человека любимого;
И когда увидал, что на «божьем» лице,
Как на самом простом мертвеце,

Проступило явственно тление
И в глазах меж ресниц мелкий червь засновал, —
Иуда пришёл в исступление
И бросил он труп почерневший в провал!

И ушёл, один, на Елеонскую гору —
Туда, где ведя левитскую свору,
Он с этою бандой к Иисусу явился, —
И там удавился;

Погиб, не осилив душевного потрясения,
Тайну Христова «воскресения»
Навеки веков с собой унеся!

Вот и сказочка вся!
Несмотря на враки многовековые,
Мутившие головы бестолковые,
На дым от церковного ладана,

Нынче тайна Иуды разгадана!
Тайна эта проста:
Не было воскресенья Иисуса Христа! —
Всё, что попы с богатеями
Называют «евангельскими идеями»,

Что висит угнетающей гирею
Над Марухой, Петрухой, Васюхой и Спирею,
Над каждым православным простолюдином, —
Всё основано на безумье Иудином!