— Я прошу совсем немного, царь. Сущий пустяк.
— Какой?
Вождь степняков дрожащим от ненависти голосом произнес:
— Ты пришел в степь с моим злейшим врагом, князем Гремиславом! Трижды проклятый витязь, все силы ада на его голову! Помоги мне справиться с ним, и мое войско вернет тебе твои законные владения.
— Почему же твое войско не поможет тебе справиться с князем?
Ослепительный вскочил, потрясая кулаками.
— Его ведет клятва мести! Я спалил его город, убил его жену, детей продал в рабство. И он поклялся отомстить. Хозяин железа сделал ему заколдованную саблю, в рукояти которой капли крови его родных. Пока эта сабля не познает моей крови, Гремислав не успокоится. С ним постоянно странствует злобный лесной колдун. Мои воины бессильны против черного ведовства, которое бережет их в лесных чащобах, да и в степи тоже. Я не могу постоянно жить под висящим топором.
Санечке словно по щекам надавали. Однако, стараясь выглядеть невозмутимым, он спросил:
— И как я могу помочь тебе?
Ослепительный фыркнул, словно лошадь.
— Очень просто. Я не прошу у тебя голову Гремислава. Царь, тебе достаточно подсыпать ему в питье щепотку порошка из Чинской земли — и все кончится. Чины великие мастера составлять различные зелья. А леший меня не беспокоит, один он ничего не сделает.
— Ты хочешь отравить Гремислава, — медленно повторил Санечка.
— Да, — жестко подтвердил Ослепительный. — И не говори, царь, что это тебе не по силам. Все знают, что на тебе лежат грехи куда более страшные.
Санечку словно кипятком обдало.
— Но не предательство.
— Предательство едва ли не самый легкий из них.
— А если я откажусь?
Ослепительный шумно вздохнул.
— Тогда я отдам тебя Гимпарсу. Дурак жаждет отомстить за свое позорное поражение и будет очень изобретателен. Мы не жестоки, тебя не убьют. Но ты сам будешь звать смерть, как избавительницу. И не дозовешься.
Санечка усмехнулся.
— У меня небогатый выбор.
— Боюсь, что так.
— Но подумать я могу?
— Не слишком долго, царь. Твое отсутствие может вызвать тревогу в лагере.
— Я не буду думать слишком долго, Ослепительный. Но как тебя зовут? Неудобно обращаться к тебе, не зная имени. Я даже лица твоего не вижу, а ты знаешь обо мне все.
Ослепительный снова захохотал.
— Зачем тебе мое имя? Чтобы получить тайную власть надо мной? Нет. А лицо… Я ведь Ослепительный, черви у моих ног недостойны лицезреть его. К тому же мое сердце полно жалости, они могут ослепнуть от сверкания, подобного солнечному.
Санечка глубоко вздохнул и встал.
— Мне нет нужды думать, мой ответ короток: нет.
— Нет? — не веря собственным ушам переспросил Ослепительный.
— Нет.
— Подумай. Ты же царь. Тебя ждет золотой венец и власть.
— Все равно нет.
— Ты чужой в этой стране, тебя не должны волновать ее заботы. Думай только о себе!
— Ты снова ошибся. Я не чужой в этой стране.
— Линх! Ты… — По твердому выражению лица Санечки Ослепительный понял, что все уговоры бесполезны, и трижды хлопнул в ладоши. — Гимпарс! — крикнул он появившемуся сотнику. — Забери пленника, он твой. Если передумает — пришли ко мне. И еще. Если он умрет раньше, чем через двое суток, ты заплатишь своей шкурой. А ты, Линх, запомни, что убивает не только железо, но и слово. Слово! Ты ведь все равно умрешь предателем.
Потом был огонь, было железо, была кровь.
Очнулся Санечка от того, что добрые, нежные руки осторожно вытирали ему голову влажной холодной тряпкой. Перед глазами по-прежнему плавал багровый туман, пронизанный желтыми языками пламени. Санечка вскрикнул и забился, но его мягко придержали и уложили обратно.
— Спокойно, лежи.
Туман помаленьку рассеялся, и Санечка различил встревоженные лица Гремислава и Древолюба, склонившиеся над ним.
— Где я?
— Все в порядке, — успокоил Древолюб. — Ты в безопасности. Выпей отварчику.
Теплая душистая жидкость омочила распухшие искусанные губы. Санечка с наслаждением хлебнул. Боль сразу куда-то отступила, и тело заполнила звенящая легкость.
— Он выздоровеет? — спросил Гремислав.
— Конечно, — успокоил леший. — Отвар семи трав…
Но Санечка уже уснул.
Проснувшись, он почувствовал себя почти нормально. Мучил только лютый голод. Санечка приподнялся, откинул плащ, которым был укутан с головой и вскрикнул. Грудь и руки были покрыты полосками нежной розовой кожи, от страшных ожогов и ран не осталось и следа.
— Проснулся, гуляка? — добродушно заворчал леший, услыхав его голос. — Лежи пока, герой.
Не улавливая насмешки, Санечка смутился.
— Ну уж… герой…
— Во всяком случае ты вел себя достойно, — сказал подошедший Гремислав. — Я потом убедил Гимпарса рассказать, что там произошло. Ты настоящий витязь, Александр, хотя осторожности тебе следует поучиться.
Санечка зарделся от удовольствия.
— Я только говорил «нет».
— Это тоже надо уметь, — подхватил леший. — И раньше, во время схватки с волками, ты показал себя молодцом. Тебе еще многое следует узнать, но я полагаю, что кузнец видел дальше нас. Он предсказал ведь… А сейчас выпей еще отварчику. Тебе нужно набраться сил, впереди у нас трудная дорога.
Позднее Древолюб рассказал, что произошло. Встревоженный долгим отсутствием Санечки, Гремислав бросился на поиски. Степняки оставили после себя множество следов, разобрать их было просто, несмотря на темноту. И Гремислав вышел к лагерю Ослепительного. Каким колдовством бусурманы укрылись от глаз Зорковида — неведомо, да и не важно. Витязь змеей прополз мимо дозоров, зарубил охрану и, воспользовавшись суматохой, ускакал, перекинув бесчувственное Санечкино тело через седло. Больше того, он прихватил с собой оглушенного Гимпарса. Леший занялся Санечкой, а Гремислав — Гимпарсом. Тот рассказал все.
— Ты пытал его? — спросил Санечка у Гремислава.
— Да, — без тени сожаления ответил витязь.
— Но как ты мог?!
— Не тебе говорить это. Добавь еще, что жалеешь мертвого волка.
— Конечно нет. Однако следовало как-то иначе… Нельзя уподобляться врагу.
— Каждый получает то, чего заслуживает. Идет жестокая война, в которой нет места жалости. Древний поэт сказал: «Все то хорошо, что к победе ведет; война есть война, остальное не в счет». Теперь я знаю все, что мне нужно.
Санечка неожиданно понял, что любые слова бесполезны, он не сумеет убедить Гремислава ни в чем. И если он сам собирается остаться здесь, ему поскорее следует избавиться от некоторых предрассудков. Собирается? Или должен? Почему вдруг пришел в голову этот вопрос? Должен, потому что это его земля. Его!
