«Убери кифа, если хочешь жить» — Появилось в голове. Я обернулась к незнакомому, влажному от пота лицу.
— Мы летим параллельно каравану. Во втором цинне от хвоста твои родные… — Проговорил водитель. Я сглотнула, не веря.
Сменив направление так, что Нис оказалась сзади, цинн понесся с немыслимой скоростью. Меня вжимало в кресло. Тошнило. Стало еще страшнее. Через полминуты впереди показался караван из трех циннов. Застонав, я подалась вперед. На моих глазах третий врезался в прицеп остановившегося перед ним. Один замер чуть поодаль.
— Киф! Иначе твои мать и тетка умрут. И все остальные, за компанию.
Я обернулась назад, закрывая глаза. Иди к Инфору, помоги ему, если можешь. Чувствуя текущие по щекам слезы, я молила кошку послушаться. Назад… Назад…
Снова сменив направление, мы полетели дальше. Я плакала, уткнувшись в ладони. Нис, Нис, Нис… Тонкие, словно ниточки, сковывающие ленточки поползли к сидевшему рядом псионику. Когда я перевела взгляд, он улыбался. Зрение поплыло и я лишь почувствовала удар головы о стекло цинна…
— Еда.
Я вздрогнула, открывая глаза. Свет быстро удалялся. Через несколько секунд вокруг завис абсолютный мрак. Темнота не позволяла осмотреться. В голове завис туман. Мысли не слушались.
Поморщившись, я осторожно поднялась. Вытянув руки, сделала несколько шагов. Когда под ногой что-то хрустнуло и загремело, я вскрикнула, отпрыгивая. Ударившись коленкой и замычав от боли, я ощупала преграду. Лежак, что ли? Сев, подобрала ноги. Решила осветить помещение костерком… Ведь, если зажечь, осмотреться и потушить — не задохнусь же?
В мозг воткнулась раскаленная игла еще до того, как я успела зажечь искру. Закричав со всей дури, я свалилась с лежака и замерла, скуля… Боль исчезла практически сразу, оставив лишь страх. Слезы полились сами.
— Кто-нибудь! — Крикнула я в темноту. Даже эхо мне не ответило.
Осмелившись снова подняться на ноги, нащупала лежак. Пошла по стенке. Через три шага пальцы нащупали решетку. Выдохнув стон, я уперлась лбом в прутья. Как же так?..
— Эй! — Крикнула зло в темноту.
К ступне что-то прикоснулось. Я завизжала, прыгая. Выставила руки, нащупывая лежак. Забралась с ногами. Шорох заставлял вздрагивать. Стало еще холоднее. Внутренности выедал страх. Хотелось в туалет.
Дыши…
Успокоившись через какое-то время, я все же поднялась. Прощупывая мыском пол впереди, обошла камеру. Кроме деревянного лежака, прикрепленного к стене, здесь больше ничего не было. Вздохнув, присела в углу. Сердце снова начало бешено колотиться. Страх накатывал волнами. Дерево серело в темноте, маня, словно могло защитить… Натянув штаны, я сделала несколько шагов до лежака и снова забралась на него. Зажмурилась, пытаясь успокоиться. Ладони вспотели, а тело начало колотить от холода. Разжав зубы, я свернулась как смогла на узкой лавке. Стена холодила спину, коленки висели в воздухе. Закрыв глаза, я слушала свое дыхание. Я знала. Все мы знали… Больше месяца я просидела безвылазно за щитом. Они просто ждали…
Наверно, я уснула. Но понять: проспала я несколько минут или часов — было невозможно. Хотелось пить… и есть. Горло першило, ледяные ладони были влажными.
Сев, я обняла колени. Что они попросят за меня? И что ты отдашь, отец? И отдашь ли что-нибудь? Как же не вовремя ты признал меня дочерью. Ты хотел сделать из меня наживку? Что ж, они проглотили меня…
Внизу живота неприятно тянуло, предвещая женские дни. Как не вовремя все… Сколько я могу пробыть здесь? Пару дней? Неделю? Месяц? Что, если цена окажется слишком высока? Что тогда? Лучше не думай об этом. Лучше не думай…
Когда впервые на решетке появились отблески света, я вскочила на ноги. Потом это потеряло всякий смысл. Низкорослый человек не произносил ни слова. Не отвечал на вопросы. Не смотрел на меня, лишь оставляя у прутьев миску с чем-то, по их мнению, съедобным или кувшин с водой. Я просила, упрашивала, молила оставить мне свет. Но он уходил, и я снова оказывалась одна во мраке. Потом я перестала вставать, прикрываясь рукой от режущего глаза света. Успев рассмотреть себя в его очередной приход, я засмеялась. И заплакала. Одновременно. Порванная на лоскуты нижняя часть туники не спасла от высохших пятен крови. Надрываясь кашлем, я всхлипывала то ли плача, то ли смеясь. Часы тянулись сутками, а сутки сливались в одну бесконечную непроглядную ночь. Благо, к тишине не пришлось привыкать. Иногда кашель не прекращался часами. Я перестала подниматься, когда приходил свет. Перестала просить оставить кристалл. Горло слишком саднило для слов.
Я поняла, что прошел месяц лишь по свежей крови. Эти дни я кричала, сжимая пальцами прутья решетки. То, что обо мне все забыли, было уже очевидно. Никто не придет… Хотелось лишь избавиться от боли, сковывающей все тело, ползущей по шее, плечам, ногам. Постоянно казалось, что за мной следят. Откуда-то из стен, с потолка, с пола, из самого воздуха. Я боялась думать, боялась открывать глаза. Когда снились сны, я прокручивала их снова и снова перед мысленным взором, чтобы хоть на чем-то держать внимание, кроме сворачивающихся узлом легких и отваливающихся придатков. Снилась пустыня и раскопки. Карты, существа, люди, дворцы, деревья — десятки комнат, обойденных с Нис и Инфором. Сотни поразивших нереальностью видений. Тысячи восторженных или испуганных возгласов. Миллионы «мяу» Нис и, может быть, пара улыбок мага. Он не менялся.
Снился белый шар, светящийся призрачным голубоватым туманом. Когда-то он был усеян разноцветными камешками, но теперь почти все они осыпались или были выдраны. Возможно, даже, археологами на сувениры. Мы проходили мимо него каждый раз, поднимаясь на башню. Он завис как-то нерешительно и не к месту, будто убегая, кто-то выбросил его по пути. Или сам он решил переместиться со второго на первый этаж, но не хватило сил. Висел себе рядом с перилами винтовой лестницы. Несчастный, ободранный и одинокий. Лишь голубое свечение извещало о том, что он еще как бы «жив»… Он звал, привлекая внимание, как Ответчик. Когда мы втроем останавливались на лестнице, он начинал медленно вращаться. «Здесь мы» — говорил тогда Инфор. Или «Здесь Милоран… Зальцестер… Воронка… Миренгой» — каждый раз — разное. Но, смотря на шар я понимала, что он все выдумывает. Как на белой поверхности с остатками ничего не значащих разноцветных камней, полным отсутствием обозначений, рисунков, красок — можно было знать, где находится хоть что-либо? Я смеялась, качая головой. Он поднимал свой злой взгляд и молчал.
Мне снился песок, вечный песок и мамина улыбка. Во сне она смеялась. Смеялась ли она наяву? Снился Петир, я просыпалась в слезах. Снился отец. Я не знала что думать. Сердце сжималось болью, и снова начинался кашель. Снился даже Ройс, сам себя назвавший «маленьким чудовищем Императора». Я не понимала… не понимала.
