Тот опять–таки не дрогнул – осторожно отстранил кисть от фрески, убрал ее в коробочку, и уж затем обернулся. На устах его была приветливая улыбка, но… эта улыбка померкла, как только он увидел Творимира. Художник заметно побледнел…
– Я пришел к тебе с миром. – молвил Творимир, и в примирительном жесте выставил перед собою руки.
Юноша отшатнулся, и, если бы Творимир не перехватил его за руку – упал бы вниз… И тут Творимир понял – ведь на нем была одежда «Черного Пса»… Он спешно заговорил:
– Ты на одежды не смотри – я к этим бандитам никакого отношения не имею!.. Я от них сбежал – они за мной охотятся. Мне дальше бежать надо. Понимаешь?.. Э–эх, да ничего ты не понимаешь! Мне бы бумагу – написал…
Он огляделся, увидел фреску, да тут и замер – обо всем забыл. Фреска – огромное, многометровое полотно, отображала птиц. Живыми реками спускались они с неба, так искусно были изображены, что, казалось – сейчас задвигают крыльями, запоют. У каждой птицы было знакомое девичье лицо. Творимир взглянул дальше. Птицы спускались к озеру. Из озера вздымалось сияние, а в глубинах виднелся его, Творимира, лик… Невозможно было ошибиться – это действительно было его отображение. Только вот лик на фреске был успокоенным, а из глаз лился тихий небесный свет…
Он быстро обернулся, хотел спросить у художника, что здесь отображено (хотя бы по губам, он должен быть понять вопрос), но художника уже не было, только, где–то хлопнула дверь.
Творимир быстро спустился с мостков, огляделся – пустынная зала нависала над ним, безмолвствовала. Он быстро пошел вдоль стен – высматривал второй выход. Вот она: маленькая, неприметная в густой тени от колонны дверца. Толкнул – заперта. Подхватил тяжелую скамью – налетел – удар пришелся очень сильным, но дверца едва дрогнула. Еще несколько раз налетал – тот же результат. И тут за окнами затопали кони, и разразились злые, пьяные голоса:
– Проклятье этому беглому!..
– Попировать спокойно не дадут!..
– Ну, мы ему устроим «веселую жизнь»…
– А кто донес–то?..
– Не слышал, что ль?.. У Бригена Марка на него какая–то особая злость. Так он к ведьме ходил – она и наговорила, где беглого искать. Ты глядь – точно – в храме–то кто–то мечется…
Творимир бросился к наружной двери. По счастью засов был рядом – аккуратно подпирал стену. Это был тяжелый дубовый брус, и, как только Творимир закрыл им дверь, ее толкнули, и кто–то пьяный заорал:
– Государевым именем повелеваем – Открывай!.. Не хочешь?! Хуже будет! Ломай!..
И дверь задрожала от частых, сильных ударов.
Раздался голос Бригена Марка:
– Нет – так не пойдет. Вон видите бревно?! Используйте его как таран!.. – и уже насмешливо продолжил. – Эй, Творимир!.. Государь сменил милость на гнев. Тебе устроят примерное наказание. Ты умрешь медленно.
А Творимир был уже у второй, запертой двери – еще раз попытался пробить ее лавкой, но, конечно, тщетно. Зато на наружную дверь обрушился удар такой силы, что она выгнулась, пронзительно затрещала; ясно – долго не выдержит. И тогда ворвутся, скрутят, а там муки, и смерть. Вот последняя надежда – маленькая дверца. Творимир вжался в нее, и заговорил громким, дрожащим голосом:
– Ты должен быть там. Не услышишь – ты же глухой. Ну, так почувствуй!.. Я жажду жить!..
На наружную дверь обрушился могучий удар – оказалось прошибленным отверстие – тут же змеей изогнулась, зашарила рука – сейчас сбросит засов…
Творимир что было сил ударил заветную дверцу – в кровь кулак расшиб.
– Открой!.. Слышишь?!..
Очередной удар – это упал засов; и вот уже распахнута дверь. На пороге – Бриген Марк с обнаженным, темным от прошлых убийств, клинком. Хотя Творимир стоял в тени, Бриген сразу его приметил, закричал:
– Хватай, гада! – и сам, первым бросился.
Творимир спиной вжался в дверцу, выхватил свой клинок. Он собирался дорого продать свою жизнь…
Сбоку от этой дверцы, в стене был потайной глазок, и молодой художник все через него видел. От самого рождения был он глухим, но в детстве говорил и пел очень даже резво и много. Как–то исполнял им же сочиненную песенку, которая осуждала жестокость «Черных Псов» – он–то думал, что поет для себя, но не знал, сколь громкий у него голос. Поблизости проходил «Черный Пес», и вот мальчишка схвачен и примерно наказан – ему отрубили язык.
Глухонемой, но от рождения одаренный, он воспользовался тем последним, что у него оставалось – зрением, и посвятил себя живописи. «Черных Псов» он звал (про себя, конечно же), не иначе как «чертями», и считал, что нет у людского рода врагов худших, чем они.
Поэтому не удивительно, что он бежал от одного такого «черта». Но, когда увидел, что в храм ломятся, и явно намериваются схватить Творимира – он решился ему помочь.
И вот дверца за спиной Творимира распахнулась – он не удержался на ногах, повалился в полумрак. Дверцу тут же захлопнули – художник склонился над ним, протянул руку, помог подняться. С другой стороны уже вовсю барабанили. Бриген Марк грязно ругался…
А Творимир, вслед за своим новым другом и провожатым бежал по узкому туннелю. Время от времени, живыми маяками попадались факелы. Под ногами сонно журчал небольшой ручеек…
– Теперь тебе ну никак нельзя возвращаться!.. – крикнул Творимир. – Что ж твои картины?.. Ну, ничего – с картинами они ничего не посмеют сделать. А ты и в каком–нибудь ином месте творить станешь… Э–Э – да ты все равно ничего не слышишь.
Но художник понимал – думал о том же.
Позади грохнуло – «Черным псам» удалось выбить дверцу. Вот уже и крики слышны, а хуже того – неистовый собачий гам – в туннеле звуки множились, преображались – оттого казалось, что несется за ними адская свора.
Туннель сделал быстрый поворот, и тут дыхнуло ночной прохладой. Впереди – покрытая мшистыми наростами решетка, а за ней чернеет лес. Решетка заржавела, и не хотела поддаваться. Все ближе неистовый собачий лай – вот сейчас выскочат из–за поворота…
– Ну, же! – вскричал Творимир, и, что было сил дернул; решетка лязгнула – поддалась вверх.
Метрах в ста, за деревьями, зарились факелами городские стены, лениво прохаживался не ждущий никакого лиха дозор…
Беглецы бросились в чащу. Деревья стояли плотно, часто подставляли корни, а ветви норовили выцарапать глаза – приходилось выставлять перед собой руки.
Изредка попадались окрашенные одноглазой Луной прогалины, еще реже – овраги. Один из оврагов был метров двадцати глубиной, и, если бы художник не оттолкнул Творимира – он с разбега полетел бы в эту ощерившуюся корягами темень. Они побежали вдоль оврага, а погоня не унималась – кровожадно лаяли псы – даже и скрежет их нетерпеливых клыков слышен.
