— Э-э-э, — только и смогла выдавить я, как всю конструкцию выперло наружу, и она едва не развалилась, как карточный домик. Гивр в последний момент успел попридержать её своей лапищей, лишь на землю упали какой-то штырёк и пара шайб. Кузнец бросил на меня виноватый взгляд, а я в ответ посмотрела на него, как Ленин на буржуазию. Если б могла — испепелила бы взором.
Я пару раз глубоко вздохнула и полезла за упавшими детальками. Под моим суровым взором, мастер сам восстановил хитрую конструкцию без моего участия.
— Сейчас проклепаю, — бросил он на ходу, скрывшись в кузнице.
А мне то, что делать?
— О-о, нэдина, вы опять тут как тут? — добродушно усмехнулся сержант Хабд.
От неожиданности я невольно вздрогнула.
А что ты хочешь. Он же воин, значит, умеет подкрадываться бесшумно.
Так и заикой недолго стать.
— Гивр пошёл клепать этот… как его… натяжной механис, — я сморщила лоб, изображая интенсивную мозговую деятельность.
— Наверно механизм, — поправил меня сержант.
— Что?
— Ме-ха-низм, — повторил по слогам воин.
— А-а, может быть, — кивнула я в ответ.
— Фида тебя искать не будет?
— Что ж мне теперь и во двор выйти нельзя? — надулась я.
— Может, и нельзя.
— Почему?
— Если давги пойдут на штурм.
— Да-а? А когда?
— Когда их обстреляем. Только это точно не сегодня.
— Почему?
— Клей ещё не высох. А по такой погоде, Порг сказал сохнуть ему не меньше двух дней.
— А если затащить их в кузню, там же жарко?
— Точно, — охваченный идеей, Хабд мигом оказался у двери.
— Эй, Гивр, — окликнул он мастера, сунув голову внутрь.
Но о чём они договорились, узнать мне было не суждено.
— Ола, что ты тут делаешь? — послышался знакомый голос.
Я обернулась. О-о-о, явление Христа… то есть Фиды, народу.
— Пойдём со мной, — наставница была непреклонна.
Пока мы шли через двор, она меня строго отчитала: и за стрельбу из арбалета, и за дерзкие слова, и за побег из комнаты. И вообще леди себя так не ведут. В заключение своего пространного монолога она пообещала непременно пожаловаться отцу, когда тот приедет.
Частичка Олы внутри меня сжалась от страха. А мне было по-барабану. Всё, что могло плохого со мной случиться уже случилось, и бояться отца мне не стоит. Ему наверняка будет не до меня. О-о-о, как же я ошибалась!
Тем временем мы пересекли двор и оказались у часовни Пресветлой Жены Создателя, которая была сестрой владыки Хаоса. Так что Светозарный не только победил Разрушителя, отняв у того окружающий нас мир и низвергнув во Тьму, но и лишил единокровной сестры. От этого брака и пошёл род людской.
Здесь кроется подтекст, что женщины склонны к хаосу и разрушению.
Клевета! Мы дарим жизнь.
Ну, мы то тоже принимаем в этом посильное участие.
Кобели драные, лишь бы соблазнить несчастную девушку и смыться. А забота о детях?
Привожу почти дословно слова одного учёного: «У людей, как и у других млекопитающих, именно на самок возложена забота о подрастающем поколении».
Ты ещё скажи: «Наше дело не рожать. Сунул-вынул и бежать». Все вы мужики — сволочи.
Между прочим, ты отвлеклась от темы.
А на чём я остановилась.
Как мы с Фидой пришли к священнику.
Тогда не отвлекай меня.
Хм-м.
Мы вошли в деревянную пристройку к башне, которая была не намного больше моей комнаты, только потолок — выше. Часовня — это сильно сказано, по-местному «таларелла» — молельня, церковь, храм. А для отца Фергюса ещё вдобавок и келья, и исповедальня. Священник тут и спал, и ел, и совершал обряды. Для меня же эта комната стала ещё и учебным классом. Сидя на грубо сколоченном табурете, за столь же незатейливым столом, я постигала азы счёта, училась чтению и письму. Остальная обстановка была такой же спартанской: низкий топчан со старым шерстяным одеялом, кожаная подушка. Ни простыней, ни прочих изысков цивилизации. «Спальня» была отделена от остальной части помещения занавеской из небелёной ткани.
О том, что мы находимся в таларелле, напоминали скромный складной алтарь, который использовали в походе военные священники (наш патер Фергюс был именно из таких) и очень красивый образ Пресветлой Жены. Яркие краски, роспись под золото и серебро, блестящая бронзовая рамка. Даже я не могла оторвать взор, что уж тут говорить про простых воинов и крестьян, для них это творение рук человеческих было, как чудо небесное.
А как ещё эта икона могла восприниматься в полутёмной комнате с дощатым полом и стенами никогда не знавшими краски. Единственной «роскошью» было окно, затянутое бы… нарговым пузырём, да совсем маленькие оконца под потолком, бросавшие разноцветные блики. Неужели стекло? Но рассмотреть их мне толком не дали.
— Не крутите головой, нэдина, девушке благородного сословия так вести себя не подобает, — завела старую шарманку моя воспитательница.
Нет, ну как же надоели эти бесконечные поучения и наставления.
— О, кто к нам пришёл, — прозвучал со стороны двери сочный баритон и в талареллу вошёл её «заведующий». Что можно сказать о патере Фергюсе? Внушительный дядя приличных размеров. При взгляде на него не покидало ощущение, что он мне смутно знаком. Ну точно — вылитый брат Тук, каким его любят изображать многочисленных в экранизациях сказаний о Робин Гуде. Только без бороды. Да и там он фигурирует то с ней, то без. А как он выглядел в романе Скотта, я даже и не помню.
В подтверждение моих мыслей, священник выгрузил на стол принесённые им блюдо с мясом и хлебом, ну и внушительный кувшин. Как же без этого. Я втянула ноздрями воздух. Точно не вода, и, даже, не молоко.
— С чем пожаловали? — спросил патер, не обращая внимания на скривившееся лицо Фиды.
— Возблагодарить Создателя за избавление нэдины от болезни, — пробурчала наставница.
— Правильное решение. Приступим.
Фида положила на пол подушечки. Одну для себя, другую для меня. Я не сказала? Мы их принесли с собой. У меня была старенькая тёмно-синего бархата, изрядно потёртого с потускневшей серебряной вышивкой по краю. Кожа была тоже потёртой. Подушка состояла из двух половин: верхняя — лицевая, которую старались всячески приукрасить, и нижняя — оборотная, так сказать «рабочая», которая ложилась на пол. Фидина каффа (так называлась подушка) выглядела куда наряднее: алый верх, обшитый бисером и мелким речным жемчугом.
По-моему такие есть у католиков, у нас в России подобное вроде бы не принято.
А ты в церкви когда был последний раз?
Честно говоря — не помню. Давно. Ещё вместе с бабушкой.
