— Леший ведь сюда не приходит больше, верно? Как я его найду?
— А чего его искать? — удивился котофей. — Зайди в чащобу лесную, он сам к тебе и выйдет. Спросить, чего в его владениях забыл…
В очаге, выложенном из камней прямо на земляном полу посреди комнаты, бушевало пламя, облизывая изрядно закопченный котелок, висящий на высокой треноге. Бурление кипящей воды постепенно становилось спокойнее. Огонь ярился по-прежнему, но жидкость постепенно остывала, превращаясь в полужидкую кашицу с крошечными вкраплениями льдинок, пока не застыла тончайшим полупрозрачным зеркалом. Ведьма склонилась, пристально всматриваясь в отливающую темными бликами поверхность.
Не дать чародейке опомниться, вдруг сумеет выскользнуть из ловушки… Уж если она Морене соперница, что уж говорить о ней, Чернаве. Она знала историю о том, как пытались убрать новоявленную Хранительницу старые ведьмы, пока она ещё в силу не вошла, да не получилось у них ничего. Хоть и казалась чародейка неумехой, да сумела как-то избежать гибели.
И все же Чернава торжествовала — как легко попалась Баба-яга! Вышла за мороком на заветную полянку, подвоха не почуяв. Метнулась назад, да попала под удар. Не нравится? Все, попалась, птичка, стой, не уйдешь из сети…
Растертая между ладоней солома желто-зеленой трухой припорошила силуэт пленницы, следом в котелок посыпались костяные обломки вперемешку с почерневшей от плесени пшеницей, проломили тонкую преграду и беззвучно канули в воду. Лишь мелкая рябь пошла по поверхности.
Брошу в лицо солому — безумной станет!
Кину собачьи зубы — тын высокий поставлю,
Вовек она из круга не выйдет!
С окалиной брошу зёрна — отсохнут руки и ноги!
…Чародейка наклонилась, растерянно ощупывая ноги… Думает, никто не видит, как она исподтишка озирается…
Нет, от Чернавы ни одно её движение не укроется.
Зашиплю лютым змием — сила живот оставит.
Из Земли следы выну — в жар их, в пекло поставлю,
Мара кости её изгложет!
Скажу тайное слово — его она не превозможет,
Нисколь поперёк не сдюжит!
Словно подрубленное деревце, упала наземь Баба-яга, скорчилась, словно боль пожирала её изнутри…
"Ты глянь, какая упорная, доползла все-таки до озерца… Никак увидеть недруга своего норовит? Ну, так это мы всегда готовы — врага надо знать в лицо… — Чернава плюнула в котелок. — На, гляди, все одно ничего сделать мне не сможешь!"
И скорее угадала, чем услышала, как та едва выдавила из себя "За что?"
— За что? — нараспев повторила Чернава вслед за ней. — А ни за что, просто так. Из вредности… — и рассмеялась, когда увидела, как наполняются слезами глаза чародейки. Выкрикнула: — А будет по моему слову — во крепи Кощна Потвора! От Кола будет до Кола! Гой! — Усталость навалилась внезапно, словно последнее действие лишило ведьму остатков сил, но не смогла она превозмочь себя и злорадно произнесла: — То-то же…
Двумя руками перемешала воду в котелке, выплеснула в огонь. Тот зашипел, клубом вонючего дыма поднялся к потолку, жирным слоем осевшим на выступающих балках. По ногам вроде сквозняком потянуло. Чернава подняла голову, прислушиваясь к легкому скрипу входной двери.
Нет, почудилось… Просто так к ней не зайти, всюду запоры наговоренные. "Дело сделано, теперь можно и к Морене наведаться, отчитаться…" — подумала, убирая треногу.
— Не надо, — Чернава обмерла от тихого голоса за спиной. — Я в тебе не ошиблась. Навий путь нелегок, но тебе по силам идти по нему.
САМА пришла… Почему?
— Что удивилась? — глядя в испуганное лицо девушки, спросила Хозяйка ледяных чертогов и замолчала, прислушиваясь к воплям на улице, склонив голову набок, точно любопытная ворона.
— Негляда! Негляда… — вслед за криком раздались частые удары по воротам.
— Иди, раз зовут…
Чернава, едва удерживаясь, чтобы не выскочить из своего домишки опрометью, медлительно вышла во двор, по пути растрепывая волосы.
— Чего заперлась? — Славка окинула подозрительным взглядом соседку, отворившую калитку.
"А рука-то до сих пор тряпицей замотана…" — девушка потянулась, весьма убедительно зевая. — Спала…
— Самая страда, а она спит. Ты, часом, не заболела?
— Чего пришла? — нелюбезно перебила её Чернава. Хотелось скорее отвязаться от надоеды.
— Там… это… — замялась обычно говорливая женщина. — Когда мои сваты с дальнего поля возвращались, то на поляне на коров наткнулись, бесприглядных. Всполошились, пошли смотреть что такое — пастуха нашли… без памяти… Притащили в деревню, а коров мертвых, что рядом с ним лежали, там оставили. Так твоя кормилица тоже пала…
В тугой узел скрутило нутро Чернаве: — "Зорька, Зоряна… Как же так? Совсем я одна осталась…".
— Так закопать надо, — деловито продолжила Славка, словно не видя, как изменилась в лице девушка, — ветром мор, видать, принесло. Как бы падеж не начался… Сама справишься или пусть мужики пособят?
— Сама пойду… Где?
— А аккурат возле старого дуба, что в позапрошлом годе Перуновы молоньи пожгли… — торопливо объяснила женщина. — Так я побегу? У меня ещё дел полно… У меня куры на насест серёд дня сели, как бы беды какой с ними не было…
— Пастух умер?
— Нет пока, — соседка даже не обернулась. — У старой Тисы в избе лежит, лихоманка его трусит.
Травница Тиса, конечно, знатная, но тут, похоже, одними настоями не поможешь. Пока дед Сила живой, надо попытать его, что там на самом деле стряслось.
Вышла Чернава за калитку, побрела следом за горевестницей, совсем позабыв про непрошенную гостью, что дожидалась её в дому.
— Чего пришла? — хмурая травница заступила ей дорогу. — Еле досужих баб выпроводила, думала, кончились ходоки.
— Мне с Силой поговорить надо.
— Был Сила, да весь вышел, — травница и не думала пускать её в избу. — Совсем плохой… Чего от него хочешь услышать?
Чернава молча отодвинула суровую бабку. Её счастье, что не догадывается, кто к ней пришел. Не ведьма Тиса, простая целительница, травами нужда заставила заняться в горестное время. Сама разбиралась, какая от какой напасти помогает, да вершин мастерства не достигла. Толку старику от её умения, здесь иной навык нужен.
В жарко натопленной горнице царил полумрак — небольшие окошки плотно прикрыты наружными ставнями. Старик, облаченный в одну лишь длинную рубаху, лицом вверх распростерся на широкой скамье, бессильно свесив руки до полу.
— Видишь, какой… не жилец… — травница стояла позади девушки, наблюдая за ней.