— О том, что с таким именем легче найти и распознать. Может, чуял, что жить недолго осталось. Добавлю, что он ничего не делал, чтобы обезопасить гнездо в этот раз. Я узнавал. Устал что ли? Он тоже сташи. Мог переродиться, попытаться во всяком случае.
— Не знаю. Не уверен, — Лакааон цыкнул, — много крови на руках. Наверняка он понимал. Да может, старик просто хотел упокоиться? Сташи тебе нравится.
— Не говори глупостей. Просто любопытно. Она первая, кого сознательно обучал человек. У нее была живая мать, пыталась воспитать. Вот что странно. Обычно ловим зверей, диких, озлобленных, не знающих о себе ничего. А у этой подобие мысли в голове. Но вместе с тем, повадки типичного упыря, единственное — рожденная. Я привык хорошо делать работу, всегда. А сейчас в некотором замешательстве, вот и все.
— Она тебе нравится, — констатировал Лакааон и, отсалютовав другу бокалом, отпил вина. Мэрис раздраженно отмахнулся и уставился в окно. Ночь напоминала ему глаза Сташи — безумные, темные, блестящие.
Я проснулась от звуков голоса. Мэрис сидел на кровати, тихо напевал какую-то песенку. Слов не разобрать. Я неравнодушна к музыке. Это одна из немногих доступных моему роду эмоций. Мужчина сидел без рубашки, повернувшись спиной, и мурлыкал под нос. Гладкая смуглая кожа. Мышцы, мягкие движения которых заставляли кровь пульсировать в ушах. Шея, капельки пота на которой вызывали непроизвольное желание облизнуть губы и чуть задохнуться, в предвкушении. Я чувствовала пряный, горьковатый аромат тепла исходящего от него. Ровное дыхание, жилка, пульсирующая в такт биению сердца. Желание, безумная всепоглощающая жажда захлестнула меня. Я выбросила тело вперед, прежде чем разум осмыслил происходящее. Клыки пробили нижнюю губу, заливая кровью подбородок. Не имело значения. Все померкло. Только пульсирующая вена на горле Мэриса. Мгновение вонзить зубы, вцепится когтями в спину.
Удар о пол. Воздух с хрипом выбило из легких, но вдохнуть не получалось. Жесткие ладони вжали в деревянный настил, причиняя боль. Едва смогла судорожно втянуть малую толику воздуха.
— Мимо, — холодно произнес мужчина. Чуть сильнее вдавил в пол, заставляя стоном выдать беспомощность, — Как спалось?
— Просто очень голодна, — прохрипела я, — не осталось воли для контроля. А это сводит с ума.
Мгновением позже, Мэрис перевернул меня на спину и грубо встряхнул, держа за плечи:
— Ты не будешь больше пить кровь. Никогда. Ты не упырь.
— Что? — спросила я.
— Неважно. Придется многое понять и учиться постоянно, годами. Отсутствие выбора твой выбор.
Я замолчала, плохо понимая, чего он хочет. Все внутри скручивалось от голода, но кожа болела меньше, чем вчера, или так только казалось. В дверь постучали. Мэрис убрал руки и выпрямился. Бездушная кукла. Мне все еще тяжело дышать, но жажда нестерпима. Казалось, еще немного и окончательно превращусь в зверя.
Лакааон поставил передо мной на пол вазу с фруктами:
— Приветствую, Сташи. Попробуй.
Села. Друг врага скривился, увидев залитый кровью подбородок, но ничего не сказал. Я протянула руку к вазе и взяла что-то. Круглый сочный плод. Надкусила. Вкуса никакого, не тошнит и ладно, но чувство голода стало самую чуточку меньше.
— Что с ней? — спросил Лакааон, садясь на кровать. Мэрис ухмыльнулся и пожал плечами:
— Как обычно. Пыталась меня укусить.
— Совсем оголодала.
— Суть у них одинаковая. Как бы привлекательно не выглядели поначалу.
— Ладно тебе. Ей нелегко.
— Не надо жалости, — почему эти говорят обо мне как о вещи? Безмозглой, агрессивной игрушке. Зачем прилагать столько усилий, если присутствие вампирки доставляет одни хлопоты? Зачем вообще нужно было забирать с горы? Я ведь уже сделала выбор.
— Хочу попросить, Сташи, — произнес вместо ответа Лакааон, — посидеть нужно с одной женщиной, подле ее постели.
— Зачем? — спросила я и попала под пристальный взгляд. Мэрис облизнул верхнюю губу.
— Хочу, чтобы ты выполнила его просьбу. Нужно так. Без всяких там глупостей.
— Не хочу сидеть с человеком. Они ненавидят подобных нам. У нее что, нет родных? Тем более меня мучит жажда, а она теплая.
— Тебя никто не спрашивает. Я говорю — ты делаешь. Женщина вчера родила мертвого ребенка. Здесь у нее из родственников только мать. Муж на заработках в другом городе. Старуха поедет в соседнюю деревню за родственниками, чтобы помогли с похоронами. Я знаю их много лет, мать когда-то была охотницей. Нам с Лакааоном тоже нужно ненадолго уйти. Ты посидишь рядом, чтобы роженица не сотворила глупость какую-нибудь. Недолго, обещаю. Потом вернемся и заберем тебя.
— Не хочу, — не согласилась я.
— Заметь, друг, ничуть не переживает. Ей чуждо сострадание. Какой-то там младенец, какая-то там женщина. А причем тут ты, Сташи, верно? Вот что отличает тебя от людей и нас. Отсутствие жалости, сочувствия, готовности поделится теплом или помочь, — язвительно произнес Мэрис.
Он притворяется? Не мог же серьезно говорить такое о человеке. Если мог, тогда прав, я ничего не знаю о чувствах, меня совершенно не заботит судьба женщины и ее ребенка. Абсолютно. Но люди не слишком то далеко ушли, пусть не врет. Достаточно вспомнить сестру.
— Да, — подтвердила я и даже кивнула, — это так. Мне безразлично. Угрозы, страх в глазах опять видеть зачем? Никому не нужно. Позовите ей человека. Они стадные животные.
Лакааон хмыкнул, но Мэрис нахмурился и, похоже, разозлился:
— Что для тебя значит смерть? Пустое слово? Ищешь забвения, боишься или последнее испытание как-то еще изменило отношение к ней? Мать говорила с тобой о душе? Дикие родичи, беспамятные, ставшие как вы их называете. Они хуже, чем остальные. В них нет ничего кроме жажды и зависти. Ты думала о смерти родственников? Знаешь глубину горя? Пока для тебя не существует эмоции сильнее жажды. Когда мать убили, что почувствовала? Не поймешь разницу, останешься упырем. Принять смерть и пережить ее разные вещи.
— Зачем? — вновь спросила я. Не существовало людей, кроме матери. Остальные мясо с кровью.
— Что испытала, когда мать умерла? — спросил Лакааон.
— Сожаление, — ответ нашелся сам, — больше не могу разговаривать с ней.
— А горечь? Тоску, боль, отчаянье? Она была матерью.
Я молчала.
— Она не понимает! — Взорвался Мэрис, — Это животное не понимает. Для нее нет разницы между словами! Она жалеет, что не с кем поговорить!
— Могу и с вами, — начала отвечать, но меня перебили:
— Тихо, — закричал охотник, — живо вставай!
Лакааон неодобрительно покачал головой.
