И встанет, глазеет на жизню столичную…
С балкона-то всю площадь как на ладони видать. От ей и любопытственно… она-то у меня в жизни никуда не выезжала, разве что по лекарское надобности, тут же ж…
Пока я там, значится, валялася при смерти, бабка дом скоренько обжила. Ни дать ни взять — боярыня столбовая. И все-то ее слушают, обращаются с почтением, по батюшке, поклоны бьют, а она только кивает со снисхожденьицем.
Ей-богу, как увидала, так руки засвербели по розге хорошей.
Правда, меня увидав, она разом про важность всякую позабыла, рученьками всплеснула, обнимать кинулася, целовать, причитаючи… стол накрыть велела и потчевать взялася, а заодно уж поведала, как оно вышло так…
— А мы токмо к Новоельням выбралися, — бабка-таки угомонилася, присела на лавку, ковром застланную, подперла подбородочек рученькой. — Ой, как выбралися… поначалу-то вас вовсе схоронить удумали, потому как лежите в кровище, глянуть страшне… не дышите… только кудлатенький грозиться начал, царевым именем, стало быть, и батькою своим… значит, и вправду посадников сын?
— И вправду, — подтвердила я.
— Ох, беда… не примуть там нашую Станьку…
Станька, та сидела тихенечко, мышка мышкою, глаз поднять не смела, только пальчиком по скатерочке расшитой водила да улыбалася своим мыслям. Она, ряженая на боярскую манеру, в платье шелковое с рукавами отрезными, серебром прихваченными, не походила болей на сиротинушку горькую. Бусы на шее яхонтовые в три рядочка. Заушницы серебряные. Венчик на голове, простенький, а все хороший…
И внове, какою такою милостию?
— Вот и порешили вас на волокуши… пока сделали, пока сгрузили… что вас, что душегубов тех, для следственных целей, стало быть.
Про это бабка ныне рассказывала с удовольствием. А я старалася не думать, какого страху натерпелась она.
— Ну и поехали… старшой-то все винился, что, мол, не больно-то они поспешали… послание от магика пришло, да пока разобралися, то да се… едва не упустили… да что уж тут… поспели, и ладне… а в Новоельне, значится, ждали… мы как из лесочку выползли, матушки мое родные… костры горять, войско цельное стоить, а с того войска конники скачуть наперед друг друга… этот, который рыжий, холера, языкастый…
…неужто Еська? Может, и он… отпустила царица? Решила, что раз все про спину его ведают, то и стеречься нет нужды?
— Один перед другим красуются… а как вас увидали на волокушах… от таких словесей я, Зославушка, в жизни не слыхивала. — Бабка помолчала, чтоб добавить: — Жаль, что не записала.
Станька только хихикнула.
— А тебе того слухать неможно было! Ай, да что тут… ну, азарин разом к вам… сначала тебя едва ль не облизал, после и сродственника свово… и говорит, что, стало быть, живые вы… что перстенек там какой-то, амулетка, вас сберегла, да только не совсем чтоб сберегла… в этом, в физическом плане.
Бабка пальцами прищелкнула и зарделася от удовольствия.
— А для остального надобно вас в Акадэмию везти, а туточки лечить неможно… ну и разом возку нашли… шкур там, чтоб не тряско было… и для нас со Станькою… кудлатенький как сказал, что мы сродственники твои, так азарин прям весь обходительный-преобходительный сделался… прям хоть к ране прикладывай… я-то поначалу рожу евоную и видеть не могла спокойне. А после ничего… пообвыклася… славный парень.
Она смолкла, глянула на меня искосу.
— Женихом твоим назвался, Зославушка… я-то постоялого двора сыскать думала, чтоб подешевше… але ж туточки и цены! — Эте бабка сказала с немалым возмущеньицем, а то я не упреждала, что в столицах жизня дорогая. — За конуру какую-то полрубля просют! А он мне прям-таки и заявил, что никак неможно, чтоб сродстенница уважаемая невесты евоной в каком-то постоялом дворе жила. С того его чести урон выйдет… а я что… я ж и подумала, честь честью, а деньгам всяко экономия…
И глазки потупила, на Станьку похожею сделавшись.
— Да и вправду… он же ж царевич азарский, еще станут говорить всякое, скупой мол, без уважения…
Я кивнула. Чего уж… в самом-то деле, не переселять же ж бабку на постоялый двор аль в какую избу поплоше, куда приезжих берут.
— От туточки и живем… — Бабка руками развела. — К тебе-то и не пущали… не велено, мол… ждать надобно… азарин кажный день захаживал… и кудластенький. Успокаивали, что живая, да толку-то…
Она устало рукою махнула.
— Извелася я вся, Зославушка… это ж я виноватая.
— В чем? — От бабкиной вины в случившемся я, как ни крути, не видела.
— А послала тебя в этую Акадэмию, чтоб ей сгореть… жила себе, жила… горя не ведала, а тут…
Я только головой покачала: может, и жила… да как долго прожила б еще? Неужто, не поедь я в Акадэмию, не случилось бы проклятия с Добромыслом? И не пожелала бы матушка евоная проклятия снять? Позвала б она меня в жены… а я б, верно, согласилася б… а если и нет, то и спрашивать не стали б. Небось, не было б кому заступиться. Да и… с прочими что сталося б?
С Ареем? И мачехой евоною?
С Киреем, принявшим клятого коня? С Еською да Горданой… с Лойко, Ильюшкою… нет, не ведаю я того и ведать не желаю. Недаром говорят, что люди волею вольной наделены, да все одно за тою волей судьба стоит.
Знать, моя такая…
— Не отступишься? — спросила бабка, наперед зная ответ.
Не отступлюся.
Тем же вечером случился в доме нашеем еще один гость, не скажу, что вовсе я ему не радая была, да вот свидеться не чаяла.
— Доброго здоровьица тебе, Зослава-краса. — Еська походил на себя прежнего, улыбался во все зубы, только в темных глазах нет-нет да тоска звериная проглядывала.
Знает он про Гордану. И про шарфик ейный заветный… и про иное все знает.
— И тебе не хворать, — ответила я.
Мыслями-то я не на беседу благообразную настроена была, пускай и велела бабка гостюшку пирогами встречать, да чаи затеяла, благо, ныне есть кому самовару таскать да столы прибирать.
Не шли у меня из головы слова Киреевы.
Про ритуалы опасные. И вправду ведь опасно… я мыслю, что опасно… будь иначе, неужто не ведали б такого средства нашие маги? Арей все одно рискнет… а я… я помолюся Божине, чтоб вышло у них все, как оно задумано.
…ныне ж ноченькой.
— Словом бы с тобою перекинуться… — Еська на бабку мою глянул, которая на лавку присела тихенько, что мышка. — Где-нибудь… в тихоем месте…
— Гляди, Зослава, после иных слов и дети родятся… — Бабка Еське кулачком погрозила.
— Ну что вы, уважаемая… я ж со всем почтением…
— Ага, а от почтения пущею и близняты бывають…
— Идем. — Я Еську в горницу провела. — Садись куда… и говори, только по делу говори…
