– Да, – торопливо кивнула Катари, – возьмите письмо. Я знаю, в нем хорошие новости. Эрвин… никогда бы не привез дурные!
– И это так, – твердо сказал полковник. Он все еще стоял на одном колене. – Отец склоняется перед волей регента Талига и благодарит за оказанную ему честь.
– Слышите? – Королева поднялась и сделала шаг вперед, поднося руку к белому воротнику. – Теперь все будет хорошо… Со всеми… Теперь я могу…
– Врача!
– Скорее…
– Не нужно. – Катарина уже улыбалась. – Это не болезнь, это память. Господа, я вас все же покину, но письмо… Оно слишком важно, чтобы откладывать… ответ. Мэтр Инголс…
– Я провожу ее величество. – Иноходец имеет право так говорить, только он и имеет. – Мэтр Инголс, ее величество на вас рассчитывает.
– Приложу все старания, – заверил толстый законник. Аметистовая цепь на толстых плечах заставляла вспомнить о раздувшемся от спеси голубе.
– Благодарю. – Королева покорно оперлась на руку кузена, ей требовалась помощь, что бы она ни говорила. – Мы… возможно, мы еще вернемся.
Робер и Катари прошли совсем близко, но женщина, скрывая текущие по щекам слезы, смотрела вниз. Ричард бросился придержать двери, но резкая боль заставила уступить эту честь гвардейцу.
– Осторожней, Дикон, – бросил на ходу Иноходец, – побереги кости.
Ну зачем лишний раз напоминать?! Не ответив, юноша отвернулся. Чтобы столкнуться взглядом с графом Литенкетте.
3
Он все-таки решил поговорить с фок Варзов. Подготовив все к ночному маршу, разъяснив задачи офицерам, проверив артиллерию и коней. Арьергард мог выступать немедленно, но чем четче действовали подчиненные и чем веселее глядели солдаты, тем неуютней было генералу. Ощущенье готовой захлопнуться ловушки становилось все неотвязнее, хотя объяснить свое состояние Жермон не смог ни себе, ни Ойгену. В голове кипело малопривлекательное варево из прохлопанного дриксами Альмейды, столичных сюрпризов и упрямства Вольфганга. Может, Бруно и в самом деле предсказуемый старик, но дриксенский фельдмаршал и фок Варзов почти ровесники. Если первый предсказуем, то что говорят о втором на чужом берегу Хербсте?
У самой щеки, обещая дождь, пронеслась ласточка. Жермон невольно проследил за ней взглядом и обнаружил стену цветущей сирени – весна пришла не только для того, чтобы высушить дороги дриксам. Разучившийся видеть что-нибудь, кроме войны, генерал с удивленной нежностью смотрел в лиловое пламя, но очарование длилось недолго. Заорал на кого-то нерадивого огромный сержант, и все встало на свои места – и весна, и опасения. Рысью проехали два курьера, свернули к воротам. Гостеприимному хозяину после отъезда маршала усадьбу в порядок приводить и приводить, если, конечно, не придется бежать на юг. Проклятье, с таким настроением не авангардом командовать, а лягушек гонять! Ариго еще разок глянул на сирень и быстро поднялся на забитую порученцами террасу.
– Маршал один?
– Да. – Адъютант без лишних слов посторонился, пропуская Жермона. Глаза у бедняги слипались и были красными. Прошлую ночь в ставке мало кто спал, следующей счастливчиков и вовсе не будет.
– Ты становишься ясновидящим. – А вот фок Варзов явно выглядел бодрее, чем несколько часов назад. – Только хотел за тобой посылать. Докладывать явился?
И докладывать, и спорить.
– Могу выступить в течение получаса. Мой маршал, я должен выразить свои сомнения в отношении полученного приказа. Я не уверен, что Бруно не пытается раздробить наши силы.
– А я уверен, – фок Варзов широко улыбнулся, – уже полчаса как уверен. Рано утром армия Бруно в самом деле начала вытягиваться из лагеря, и пошли они не к Хербсте, а прямо на восток, вдоль нее. Значит – к переправе у Доннервальда.
– Это точно? – гавкнула, не желая поджимать хвост, тревога.
– Куртис провожал их несколько хорн. Все точно, Жермон, успокойся, то есть вперед, и побыстрее. Гарнизон долго не выдержит.
– Мы выступаем через полчаса, – повторил Ариго. Сколько можно не верить собственным глазам и равнять Бруно с Вольфгангом и Рудольфом?! Похоже, Ойген прав, и все дело в Изломе. Разум отказывается верить бергерским маякам, вот и прячется за привычное, а дриксы… Что ж, они никуда не денутся, авангард их перехватит у Печального языка и будет сдерживать, пока фок Варзов не закроет Доннервальд.
– Признайся, – фок Варзов хрустнул яблоком, – ты боялся, что дриксы нас надуют, и пришел защищать честь фельдмаршала.
– Да. – Если Ариго и врал, то лишь о том, что собеседника не касалось. – Мы слишком упорно видели в Бруно… старика.
– Хотя я старше, – подхватил маршал. – Откровенность за откровенность, я тоже своим глазам верить боялся. Если я не выстарился, то и с Бруно подковы сдирать рановато, только страхи свои за пазухой таскать приходится. Ты хоть мне сказать можешь, а я – никому.
– Я говорил с Райнштайнером, – признался Ариго, понимая, что глазам Куртиса тоже верит не до конца. – Он очень убедительно объяснил мне, что я ищу волка там, где нет даже лисицы.
– Не очень-то убедительно, если ты примчался спорить. Выпить бы нам на дорогу, да нельзя. Приказ о тебе готов, но довоевать до осени рассчитываю сам. Ты знаешь, что Райнштайнер ищет, кто бы мог тебя рассорить с отцом?
– Знаю, только зачем это сейчас?
– Сейчас и в самом деле незачем, но тебе пора становиться графом Ариго. Только, похоже, тебе им не стать, пока с отцом, пусть и мертвым, не помиришься. Армия тебе верит, Торка – тем более, у столицы память короткая. Тебе своя память спать не дает, а не чужая.
– Раньше не давала. – Признаться, что зацветшая сирень вдруг взяла и оказалась важнее доброго имени, важнее всего, кроме скорого боя? Так ведь не поверит.
Фок Варзов пожевал губами и передвинул одинокий грифель.
– Я, знаешь ли, из-за тебя чуть с Арно покойным не рассорился, – почти пожаловался он. – Только через пару лет понял – подлость не по тебе. Вот братцы твои, с них бы сталось…
– Братьев я не помню. Даже лиц, – сказал чистую правду Жермон и добавил, выдавая действительное за желаемое: – Лучше стать торским генералом, чем столичным не поймешь кем, так что мне со всех сторон повезло. Господин маршал, разрешите выступать.
– Сейчас выступишь, – пообещал фок Варзов. – Не вертись. Не будь Куртиса, мы б сейчас ругались, так что время есть. Закатные твари, ну не могу я тебя просто… выгнать к Хербсте. Не могу, и все. Эй там, на террасе, кто-нибудь! Вина принесите.
– Лекарь…
– К кошкам!.. Я должен попросить у тебя прощения. За то, что встретил как мерзавца, и за то, что сейчас с Бруно жилы мотал… Знаю, что дурная примета, но лезть под пули, не поняв друг друга, хуже. Я ведь не только твоего страха боялся, у меня и свой был. Что, если это Доннервальд – обманка, а у Печального языка вся армия полезет…
