Когда он миновал один из факелов, сила теней оттекла в глубину складок, но, стоило сделать несколько шагов в темноту, она разливалась заново. Приливы и отливы, знакомые, как биение собственного сердца, но приглушенные, поскольку сейчас он отрезан от их полной мощи. Они казались скорее полузабытым сном.
Он спускался быстро, ощущая силу и вспоминая то время, когда носил такой плащ, как вторую кожу. Но сейчас он облачился в чужую.
Плащ Катрин.
Она была облачена в него, когда перед судом отреклась от Тилара. Но с другой стороны, он действительно скрывал от нее правду. Она ничего не знала о сделках с серыми торговцами.
Тогда он наивно верил, что сумеет пройтись по тонкой линии между черным и белым. Он связался с серым рынком, чтобы собрать денег для сиротских приютов Аккабакской гавани, где вырос он сам. Он не хотел, чтобы другие дети повторили его нелегкий путь.
Но постепенно все изменилось. Монеты стали оседать в его кармане. Сначала совсем немного, потом больше. И так долго мелкий обман казался ему каплей в море по сравнению с приносимым добром.
Трудно распознать грань, где серое становится черным, где сумерки переходят в ночь.
Так и случилось.
А Катрин! Они были созданы, чтобы стать единым целым. Именно ее свет открыл Тилару глаза на тьму, куда он погружался. Он попытался вырваться, но провокация давно стала ходовой монетой среди серых торговцев. Его обвинили в убийстве…
Снова закипела старая злость.
И с ней мешалось чувство вины. Ребенок. Потерянный в крови и боли разбитого сердца… Катрин никогда не простит его.
Почему-то вина и отчаяние лишь подстегивали его злость. Шаги Тилара убыстрялись.
Наконец-то он достиг конца лестницы, остановился на нижней площадке и глубоко втянул в легкие воздух.
Перед ним была дверь. Она вела в маленькую гостиную, где вдоль стен стояли скамьи. С порога он внимательно осмотрел комнату, выискивая какую-нибудь ловушку.
Дальняя дверь отличалась от входной и размерами, и величественной отделкой. Если верить наброску Геррода, она и ведет в главный зал.
Тилар подошел к двери с Ривенскриром наготове.
Грянул раскат грома.
Он переждал грохот и прижался ухом к двери. Не услышал ничего, кроме шума бегущей под ногами реки. Вода в Тигре поднялась высоко.
Тилар отступил на шаг, сжал покрепче меч богов и потянулся к ручке. Одним движением он распахнул дверь и влетел в зал, используя силу плаща, чтобы укрыться в тенях. Пригнулся и заскользил вдоль стены.
Перед ним лежал полуразрушенный зал Тигре.
От удивления Тилар открыл рот. Клекот воды раздавался громче, он эхом гулял по помещению, поднимаясь из проломов в полу.
Жидкий свет редких факелов выхватывал сломанные скамьи, перевернутые столы и разбитые в щепки стулья. Казалось, по залу пронесся смерч. Нет, такие разрушения не могли быть следствием крушения флиппера.
И тут до Тилара донесся запах. Запах жженой крови.
Должно быть, именно здесь Чризм собрал гвардейцев и прислугу, здесь его порченая Милость выжгла из них все человеческое. А разрушение — всего лишь последствия гнусного ритуала.
— Не мешкай у дверей, богоубийца.
Мягкий голос донесся из дальнего конца зала, где сохранилось несколько столов и стульев. Возвышение у стены освещали два факела в высоких напольных подставках. Факелы весело потрескивали и давали света больше, чем те, что висели на стенах. Отблески пламени плясали на девяти креслах, что стояли на возвышении. Одно, с высокой спинкой, из почерневшего от времени мирра, посредине и по четыре поменьше с каждой стороны от него.
Трон Чризма.
Пустой.
Со ступеней возвышения поднялся человек. Он поднимал поваленный горшок с карликовым седжевым деревом. Резная крона качнулась, когда горшок со стуком встал на пол.
Лорд Чризм отступил на шаг и, подбоченясь, осмотрел дерево. Потом протянул руку и коснулся витого ствола. Спрятанные среди листвы маленькие бутоны распустились, раскрылись прозрачные лепестки.
Чризм удовлетворенно кивнул и махнул Тилару:
— Сюда, богоубийца!
Бог взошел на помост, устроился поудобнее на троне и стал ждать.
Тилар скинул тени и с опаской двинулся через зал. Дойдя до одной из дыр, откуда доносился похожий на завывания ветра рокот реки, он заглянул вниз.
Глубоко в воде виднелось слабое сияние. Вероятно, светящаяся рыба-игла плыла против течения. Почти сразу ее унесло водой.
Тилар миновал изуродованную часть зала и продолжал идти уже увереннее. Позади возвышения пол прорезал еще один пролом; оттуда поднимется фонтан брызг. В них дробился и плясал свет факелов. Зрелище показалось ему чересчур веселым для такого мрачного момента.
Глаза Чризма не отрывались от меча богов. За маской равнодушия Тилар прочитал на его лице страсть.
Бог указал ему на кресло у седжа. Тилар остался стоять.
Чризм вздохнул — мягкий, приятный звук.
— Я позвал тебя сюда, Тилар, чтобы кое-что предложить.
Тилар поморщился от такого панибратства.
— Кабалу очень пригодился бы кто-то с такими необычными талантами, как у тебя. Будет жаль растратить их впустую, но мы не помешкаем, если придется. Вступай в наши ряды по доброй воле, отдай меч, и мы пощадим твоих товарищей в Высоком крыле.
Тилар уставился на сидящего перед ним бога. С располагающей внешностью, одетый в непритязательные зеленые и коричневые тона. Но он помнил другого Чризма. Он снова коснулся воспоминаний госпожи Нафф и увидел бога, который напал на нее, изнасиловал и уничтожил своим порченым семенем. Он еще чувствовал жжение его щетины на шее. Помнил боль.
Здесь не приходилось ждать милости или сострадания.
Пальцы крепче стиснули меч.
Чризм заметил, как он напрягся.
— Жаль.
— Кто ты? — спросил Тилар.
Ему требовалось разузнать побольше. Судя по легкости, с которой его принял бог, где-то кроется ловушка. Он хотел выиграть время, чтобы разгадать ее, или дождаться, что Чризм потеряет осторожность.
И он очень хотел получить ответы на многие вопросы.
— Я все еще Чризм, — ответил бог. — Или, вернее, такой же Чризм, как и тот, что обитал в этой коже прежде. Мы одно и то же, каждый — треть единого целого. Только эфриновые части растворились в эфире. Нам их не достать, а их не заботят дела плоти.
— Ты наэфрин. — Тилар осознал спрятанную в словах бога правду. Его голос переполняло отвращение. — Ты — подземная часть Чризма.
Тот передернул плечами.
— Я имею такое же право носить эту оболочку, как и он.
— Но как?.. Что случилось с прежним Чризмом?
