— Дай мне свою рубашку, — внезапно сказала она Изгримнуру. — И его тоже. — Принцесса указала на Камариса.
Несколько мгновений герцог тревожно смотрел на нее, словно боялся, что девушка потеряла рассудок, потом быстро стащил с себя оборванную рубашку и протянул ей. Мириамель поднесла рубашку к пламени факела и держала так, пока ткань не загорелась — это был медленный, сводящий с ума процесс, потому что рубашка намокла и была перепачкана в грязи — потом, подцепив ее копьем, запихнула горящую рубашку в отверстие. Со стороны гантов раздалось удивленное шипение и тихие скрежещущие звуки. Мириамель добавила к рубашке плащ герцога и рубашку Камариса и дождалась, пока все это не разгорелось.
— Теперь можно бежать, — сказала она. — Не думаю, что они любят огонь. — Она сама удивилась своему внезапному спокойствию, чувствуя нечто вроде легкого головокружения. — Но не уверена, что это надолго задержит их.
Камарис снова поднял Тиамака, и они поспешили вперед, у каждого поворота выбирая тоннель, который явственно шел наверх. Еще дважды они пробивали стены, и, словно собаки, принюхивались к воздуху соседних тоннелей, надеясь почуять дуновение свежего ветра. Наконец они нашли тоннель, в котором, хотя проход и был ниже многих, уже пройденных ими, воздух казался более свежим.
Снова раздался шум погони, но ни одного ганта пока что не было видно. Мириамель не обращала никакого внимания на пену, расползающуюся под руками, когда полушла, полуползла через низкий тоннель. Белая пена, свисавшая с потолка, била ее по лицу и приставала к волосам. Немного пены попало ей в рот, и прежде чем принцесса успела выплюнуть ее, она ощутила горький вкус мускуса. На следующем повороте тоннель внезапно расширился. Пройдя несколько шагов, они снова повернули и неожиданно обнаружили, что илистые стены посветлели.
— Дневной свет! — закричала Мириамель. Никогда в жизни она не была так счастлива, что видит его. Спотыкаясь, они бежали дальше, пока проход не повернул снова, и маленький отряд оказался перед большой дырой с неровными краями. За ней висело небо — серое и тусклое, но все же небо — удивительное и прекрасное. Они бросились вперед, выбираясь сквозь узкое отверстие на бугристую закругленную поверхность гнезда.
Перед ними раскачивались верхушки деревьев, такие зеленые, такие многообразные, что измученный мозг Мириамели едва мог принять их. Они стояли на одном из самых высоких мест гнезда: всего в двухстах локтях, извиваясь, словно огромная змея, лежала протока. Ожидающей их плоскодонки там не было.
Изгримнур и Камарис вслед за принцессой вылезли на крышу гнезда.
— Где монах? — взвыл Изгримнур. — Проклятие! Проклятие! Я знал, что ему нельзя доверять!
— Не думай об этом сейчас, — быстро сказала Мириамель. — Нам еще надо слезть с этой штуки.
Быстро оглядевшись, они без труда обнаружили путь на нижнюю галерею. Пройдя несколько шагов по земляному гребню, отряд очутился на безопасном нижнем уровне, потом двинулся дальше, перебираясь с одного плоского места на другое, все время приближаясь к передней части гнезда и ожидающей их протоке. Когда они достигли крайней точки, от которой оставалось только прыгнуть на несколько локтей вниз, на землю, у вершины гнезда появилась первая группа гантов.
— Вот и они, — прошипел Изгримнур. — Прыгайте! Прежде чем Мириамель успела выполнить этот приказ, еще большая толпа многоногих тварей высыпала из широкого переднего отверстия прямо под ними, быстро собираясь в возбужденную щелкающую массу.
— Святой Эйдон, спаси нас. — В голосе герцога уже не было прежней силы. — Отойди, Мириамель, я прыгну первым.
— Это невозможно! — крикнула она. — Их слишком много!
— Нам нельзя оставаться здесь! — Действительно, сверху уже надвигались другие ганты, легко перепрыгивающие с одного уровня на другой, быстрые, как пауки, ловкие, как обезьяны. В предвкушении победы они громко щелкали, их черные глаза блестели.
Яркая вспышка неожиданно пролетела над ними. Изумленная Мириамель посмотрела на суетящихся внизу гантов. Их вопли были теперь еще более дикими и пронзительными, чем раньше, а у некоторых, казалось, загорелись панцири. Мириамель поглядела на протоку, пытаясь понять, что же произошло. Мимо гнезда медленно плыла плоскодонка. На квадратном носу лодки, широко расставив ноги, стоял Кадрах. В руке у монаха был какой-то предмет, похожий на большой факел, его верхний конец ярко горел.
Пока Мириамель в немом изумлении смотрела на эту картину, монах взмахнул странным предметом, и с его конца, казалось, спрыгнул огненный шар. Он описал над водой полукруг и приземлился среди собравшихся на песке гантов, после чего лопнул, разбрызгивая страшные языки пламени, которые прилипали к панцирям гантов, словно горящий клеи. Некоторые из тех, в кого они попали, падали на землю, их панцири пузырились от жара, твари свистели и пищали, как брошенные в огонь крабы. Другие бестолково сновали по берегу, безуспешно пытаясь сбить огонь со спин, щелкая и треща, как сломанные тележные колеса. Там, на лодке, Кадрах нагнулся; когда он выпрямился, пламя снова цвело на конце его странной палки. Еще один бросок, и еще один сгусток жидкого огня обрушился на визжащих тварей.
Монах поднес руки ко рту.
— Теперь прыгайте! — закричал он. — Скорее!
Мириамель повернулась и бросила быстрый взгляд на герцога. Его лицо было расслабленным от удивления, но риммерсман достаточно быстро пришел в себя и дал Мириамели легкий, но довольно чувствительный шлепок.
— Ты слышала, что он сказал? — зарычал он. — Прыгай!
Она прыгнула, тяжело упала на песок и прокатилась несколько метров. Сгусток пламени попал на ее плащ, но она руками прибила огонь. Через мгновение рядом рухнул Изгримнур. Ганты, в панике метавшиеся взад и вперед по заросшему травой берегу, теперь мало внимания обращали на свою прежнюю дичь. Герцог перевернулся, с трудом поднялся на ноги и протянул руки к гнезду. Камарис, низко наклонившись над неровным краем постройки, бросил ему Тиамака. Герцог снова упал, но теперь у него на руках был бесчувственный вранн; мгновением позже спрыгнул и сам Камарис. Все вместе они побежали через отмель. Несколько гантов, не затронутых огненной атакой, попытались преследовать их, но Мириамель и Камарис ногами отшвырнули их с дороги. Скатившись с берега, беглецы легко преодолели несколько метров медленной зеленоватой воды.
Мириамель растянулась на дне лодки, хватая ртом воздух. Несколькими движениями шеста монах отогнал лодку к середине протоки, где их уже не могли достать отчаянно щелкающие ганты.
— Вы не ранены? — лицо Кадраха было чудовищно бледным, но глаза блестели почти лихорадочно.
