– Начали! – скомандовал неугомонный дядя Ге, шепотом произнося фразу на странном, гортанном и скрипящем языке, которого я никогда не слышал.
Артфаал, предвкушавший интересное зрелище, порхал над нашими головами. В старой сказке рассказывалось, что Цепь мрака, созданная могущественными темными магами, обладает невероятной силой. Волшебники передают свою энергию друг другу по цепочке. Это не энергетическое вливание, а постепенное нагнетание магической силы. И активируется вся эта цепочка заклинанием, которое считается утраченным. Видно, не зря дядюшка, где только мог, скупал старинные фолианты, а потом сидел над ними дни и ночи. Так вот, энергия переходит от одного волшебника к другому, а маг, являющийся последним звеном, использует ее для одного заклятия. Любого. Можете представить, какую мощь порождает такая волшба? У меня было лишь одно опасение. Рассказывали, что маги древности, практиковавшие подобный прием, иногда погибали, не выдержав такого напряжения. Причем, это были именно замыкающие.
– Не бойся, Рик, – сквозь стиснутые зубы подбодрил меня дядюшка, с трудом удерживая напор энергии и передавая ее мне.
Я ощутил, как во мне плещется целый океан темной силы. Она бурлила и рвалась наружу, взывала ко мне, требуя дать ей свободу. Я чувствовал в себе веселую рискованность Грациуса и осторожность Дживайна, чары удачи, присущие Александриусу, тонкую магию Копыла и глубокие познания дяди Ге. Все это перекрывалось той холодной разрушительной мощью, которой владел Дрианн. Вместе с тем я ощущал, как моя сила присоединяется к этому потоку. Это я рассказываю долго, а на деле и минуты не прошло. Лорд Глейнор, увидев, что творится нечто непонятное, отдал приказ отступать.
– Давай, сынок! – крикнул дядя Ге.
Легко сказать, а какое заклятие мне сплести?
– Я подскажу, барон, – мурлыкнул Артфаал.
В моем сознании отобразился яркий рисунок незнакомого плетения. Руки послушно заплясали, складывая магическую фигуру. Когда сложная волшба была готова, я обратился к источнику мрака, напитав ее темной силой, а потом вложил всю переполнявшую меня энергию. То, что переливалось в моих руках, трудно было правильно охарактеризовать. Я и сам его боялся. Так… теперь нужно задать правильное направление… Словно непрозрачная тень, темнее самой ночи, простерлась над дорогой. Я из последних сил удерживал заклятие, надеясь, что среди стражи найдутся благоразумные люди, которые спасутся бегством. Ведь они – народ подневольный, зачем их уничтожать? Точно, некоторые сделали шаг назад, опасливо глядя на меня. Потом побежали. За этими первыми беглецами последовали другие. Еще и еще… Люди в страхе уносили ноги. Я был рад, что хоть у кого—то хватило ума не лезть под заклятие. А теперь все… Храмовники и маги отступили назад, но сорвавшаяся с моих рук смерть настигла их. Люди падали на колени, сотрясаясь от боли. У многих изо рта, носа, ушей лилась кровь. С остекленевшими глазами один за другим они замирали и тут же коченели, превращаясь в посиневшие обескровленные тела.
– Тень посмертия, – довольно пояснил Артфаал.
Меня тошнило от увиденного да еще и покачивало от слабости. Одним из побочных эффектов Цепи мрака явилось полное опустошение резерва. Остальные маги выглядели не лучше.
– Пойдемте, друзья, пока здесь спокойно, – предложил мой опекун.
– Ну, вы дали! – восклицал мастер Триммлер.
Лютый подставил плечо обессилевшему Дрианну, гном потащил меня и дядю Ге. Остальные чародеи тоже кое—как с помощью повстанцев поковыляли к скрытому за деревьями люку. Вокруг нас простиралась безжизненная, заваленная мертвыми телами дорога, посреди которой памятником ужаса и страданий возвышалось Счастливое местечко.
На этот раз мы переправились за город, в храм Брижитты. Он стоял на окраине Леса душегубов, неподалеку от лагеря повстанцев. Выбравшись из люка и жадно глотая прохладный чистый воздух осеннего леса, я спросил дядю Ге:
– Как ты вообще в тюрьму—то попал? Почему позволил себя арестовать?
Хитрая улыбка осветила заросшее лицо старика.
– Так ведь, сынок, если б не мой арест, разве ж ты согласился бы к повстанцам—то примкнуть? А я в зеркале будущего ясно видел: ты будешь великим магом, но величие твое придет через народный бунт.
Что с ним поделать? Старый интриган неисправим. Все ему хочется видеть воспитанника великим.
– Посмотрим, – ответил я, хлопая дядю по плечу. – А теперь пойдем, разыщем чего—нибудь выпить. Устал я сегодня…
* * *
В своей лаборатории измученный бессонной ночью чародей захлопнул тетрадь с записями. Сегодня почти получилось! Почти, опять почти… Когда же он сумеет раскрыть мучающую его тайну и получить полную власть над всемогущими существами? Это знание сделает его непобедимым властелином.
Невидимый и неведомый мир содрогнулся в предвкушении свободы. Его бездушные, но невероятно опасные и кровожадные сущности пробивались в Амату, искажая пространство. Они тоже предчувствовали час и миг, в который колдун овладеет знанием. Скоро, скоро… Уродливый мир пульсировал и сокращался, словно чрево, готовое породить невероятный, невиданный доселе плод.
Никто из обычных людей не ощутил этих искажений реальности.
Но вздрогнул, словно от боли, заклинающий пустыню, волшебник Тевелин—баба и тревожно взглянул на ту половину шатра, в которой спала его дочь Айшет.
Но пробудилась от беспокойного, поверхностного сна Светозарная Кай’Велианир и заломила руки в немой тоске.
Но поднял голову от каменной пластины с древними письменами старый Роб – единственный оставшийся в живых хранитель знаний дикого племени.
Скоро, скоро абсолютный ужас вырвется на свободу…
Владивосток
Июль – сентябрь 2008.
Еще не проводил свою пятидесятую зиму – у орков не отмечаются дни рождения, а прожитые годы считаются по зимам. Поскольку Орочье гнездо расположено на северных землях, уход зимы – великий праздник. Его отмечают торжественными ритуалами. Вот с этим праздником и прибавляется год жизни у каждого орка.
Супруг Владычицы, светлый князь Кай’Даниэлле, урожденный Рил – вот уже несколько тысячелетий Аллирилом правит семья Кай, причем власть передается по женской линии. Это объясняется тем, что способности Заклинающих присущи только женщинам этого Дома. Супруги же Владычиц носят титул светлых князей и, женившись, принимают родовое имя Дома Жемчужного тумана – приставку Кай.
Два слова на серой плите – у ястребов есть обычай высекать имена погибших товарищей на гранитной плите, которая стоит в гарнизоне Виндора. Там сослуживцы поминают павших.
