– Встань, пожалуйста. Не надо играть, Эйвилль. Я слишком давно и хорошо тебя знаю. И принимаю такой, какая ты есть. Не надо становиться ни «лучше», ни «хуже». Ты не причинишь вреда Императору Мельина.
– Я не причиню вреда Императору Мельина, – без выражения повторила Эйвилль.
– Вот и хорошо. Твоего слова мне достаточно. – Хедин слегка наклонил голову. – А теперь приступай. Я постараюсь тебе не мешать.
Эльфка молча кивнула и встряхнула длинными узкими ладонями. Блеснули тонкие ногти, покрытые золотистым лаком.
– Меня нет. Не обращай внимания, – предупредил Познавший Тьму, отступая в тень.
Эйвилль взялась за дело. Предстояло слиться с этим миром, подобно тому как настоящий вампир сливается с жертвой, когда хочет не просто насытиться, но ещё и обратить.
Разумеется, она не собиралась вонзать клыки в только-только начавшую отходить от губительной засухи плоть Кирддина. По плечам и капюшону эльфки что было силы колотили дождевые капли, и это вполне могло сойти за льющуюся из открытой раны кровь. Вампиресса запрокинула голову, зажмурила миндалевидные глаза – капли врезались в кожу, вода скапливалась в глазницах, и сквозь опущенные веки Эйвилль видела отражение пути, проделанного мельчайщими частицами влаги.
«Да, – подумала она. – Никто так не может, даже Познавший Тьму. Одна я могу».
Привычное чувство остановившегося времени. Магия Быстрой Воды, дивный и удивительный дар эльфки-вампира, набирала мощь и силу, взор Эйвилль проникал всё дальше в прошлое, туда, где родились эти упавшие на её лицо капли.
Она узнает много, однако это будет только первой частью.
Хедин, не шевелясь, тоже стоял под холодными струями дождя. Человеческой плоти это бы не слишком понравилось, но, в конце концов, на то ведь и существует божественный статус, чтобы позволять себе маленькие преимущества. Закон Равновесия на это не распространяется – хотя сам бы Хедин предпочёл совершенно обратное.
Эйвилль работала виртуозно. Когда-то он спас несчастную, как ему показалось, эльфку из жалости, думая, что её вампирство – беда, а не вина; он ошибался. Но Эйвилль на самом деле могла удерживать себя в руках; а порою – как сейчас, например, – оказывалась совершенно незаменима.
Её заклятье потребует немало времени. Познавший Тьму приготовился терпеливо ждать. Если он прав, если он только прав, те, кто устроил эту ловушку, разумеется, пытаются осторожно приглядывать за творящимся в Кирддине. Осторожно – потому что боятся выдать себя раньше времени. Такие типусы уповают прежде всего на интригу, на тщательно разработанные комбинации, что ведут в «совершенно надёжные», по их мнению, западни. Отсюда их страсть к сохранению тайны, поэтому они так озабочены секретностью; и поэтому именно попытка Эйвилль приподнять завесу тайны может заставить их действовать. Во всяком случае, Хедин на это надеялся. Не выйдет – что ж, у Познавшего Тьму имелись и другие планы.
Далеко-далеко от Кирддина, в мире со странным названием Зидда, где по зелёному небу горохом катятся одно за другим четыре солнца и где почти не бывает ночи, – там, в этом мире, на краю пропасти, застыла фигура высокого, широкоплечего воина с волнистыми чёрными волосами, завернувшегося в тяжёлый алый плащ. Рядом негромко рычал, припав к земле всеми шестью лапами и брюхом, диковинный зверь, слегка смахивавший на облитого блестящей чешуёй кабана, только раза эдак в три больше.
Здесь, в Зидде, земная тяга двукратно превосходила привычную по Хьёрварду, Мельину, Эвиалу или тому же Кирддину. Зидда делалась не для людей и не принадлежала людям.
Однако лапы козлоногих тянулись и сюда. Во всяком случае, Ракот в этом не сомневался. Брат Хедин придумывал какие-то запутанные комбинации, как с погибшим Кирддином, но враг, по крайней мере, не уступал ему хитроумием. Равно как и склонностью к действиям из тени.
Ракот оглянулся. Читающий уже устроился в тени огромного дольмена, расставив вокруг свои светящиеся эфирные шары. Непривычная тяга донимала изнеженное существо, и потому Читающий попросту парил сейчас в слабо светящемся голубоватом коконе, не заботясь о том, что недруг может и обнаружить подобное чародейство.
Да, здесь пока спокойно, подумал Ракот. Но спокойствие, как часто бывает, обманчиво. Зидда – ключевой мир. Это означает, что его падение вызовет резкое ослабление магических потоков во множестве других, расположенных неподалёку (в масштабах Упорядоченного) или же связанных с ним эфирными путями Межреальности. Падение магии означает, что перестанут работать привычные здешним чародеям формы заклинаний; однако главная беда в том, что ослабнут и естественные барьеры, воздвигнутые самой природой Упорядоченного перед козлоногими. Материя сопротивляется, как может, и оттого слуги Неназываемого не в силах тянуть свой Путь через пустые пространства; нет, им требуется сокрушать и обращать в ничто миры, превращать их в кладбища, чтобы жуткая дорога продвинулась ещё дальше к пределам сущего, к тем самым барьерам, что отделяют реальность живых от диких равнин Хаоса.
У Зидды тоже есть свои «якоря», что помогают ей держаться – подобно тому как Кирддин помогал Мельину. Но неприятности в Кирддине начались много позже того, как в Империи Людей разразилась кровавая смута; не исключено, что здесь, в Зидде, тоже должно случиться нечто, знаменующее начало общей атаки на «якорные» миры.
Собственно говоря, «возмущения», как выразился Читающий, уже начались. Ракот не собирался терпеть, ждать и маневрировать где-то вдали от поля главной битвы с тем, чтобы в конце концов явиться к шапочному разбору, когда ничего уже не исправишь. Нет. На сей раз такого не повторится.
– Я пошёл, – буднично сообщил бывший Владыка Тьмы Читающему. Странное создание никак не ответило – похоже, они удостаивали настоящей беседы только Хедина, первым нашедшего к ним дорогу. Впрочем, нельзя сказать, что Ракота это сколько-нибудь задевало. Приказы выполняются, сообщения доставляются – чего ещё можно желать? Ну разве что пару-тройку таких вот Читающих в те дни, когда он по праву носил свой гордый титул безо всяких приставок «бывший», а его рати – казавшиеся ему неисчислимыми – шли на приступ самого Обетованного, где заперлись Молодые Боги, «обделавшиеся от ужаса», как он тогда выражался.
Ракот усмехнулся. Поражение не стало менее горьким, несмотря на все минувшие тысячелетия. Оно некоторым образом даже помогало жить, потому что даже бесконечность божественного существования может приедаться. Гнев, боль и стыд тех давних лет по-прежнему жгли душу Владыке Тьмы; и он лелеял мечту, что в один прекрасный день он сам встретится с «компанией на „Я“, уже без брата Хедина, чтобы не как тогда в Упорядоченном, в день их с Познавшим Тьму победы, – чтобы честный бой грудь на грудь, сила против силы и клинок против клинка. Ямерт почитался сильнейшим мастером меча во всём сущем – во всяком случае, так обстояло дело в те года, когда Поколение Хедина и Ракота только-только утверждало себя в Упорядоченном.
