Уже отвесив прощальный полупоклон, Дзурох придержал жеребца и, наклонившись, перехватил широкие бахромчатые поводья моего Агата.
— Скажу по дружбе, — он понизил голос, — служба службой, а все же зря ты на своего нелюдя время тратишь!
— Он не мой, Дзурох! — уточнила я вполне безмятежно. Еще не хватало с ним обсуждать подобные моменты!
— Вот именно поэтому… Ладно, до вечера! — уже обычным басом закончил он, отпуская поводья.
Сивый жеребец со звоном, ржанием и фырканьем умчался прочь.
Где-то часа за три до заката прибыл обещанный Дзурохом «конвой» — дюжина местных версий молчаливых Шварценеггеров, облаченных в одинаковые доспехи. Парни явно до мозга костей прониклись глубиной ответственности за безопасность меня, любимой, и сосредоточенно-суровое выражение на смуглых, сильно бородатых лицах еще больше делало их похожими друг на друга.
Неутомимый Агат, обрадовавшись возможности лишний раз поразмяться, то и дело срывался в галоп, озорно взбрыкивал, взбивая облачка снежной пыли, громко фыркал и тряс гривой, кося на меня фиолетовым глазом. В конце концов я отпустила поводья и хлопнула рукавицей по лоснящемуся крупу. Жеребец радостно припустил во весь опор, опередив не ожидавших такой прыти спутников. Вскоре наша группа выровнялась, но темпа не сбавила, поэтому до стана кочевников мы добрались очень быстро.
Надха наверняка знала какой-то другой путь в нужное ущелье, потому что за все время пути ни разу не попалась мне на сенсоры, а встретила нас уже возле коновязи. Сидела себе, щуря изумрудные глазищи, шевелила пышными усами да принюхивалась, не обращая, казалось, ни малейшего внимания на гомонящую вокруг толпу здоровенных бородатых мужиков, которые, завидев необычную гостью, почтительно понижали голос и старались не делать резких движений.
«Конвой» препроводил меня к самому высокому шатру, возле которого на воткнутых в снег копьях полоскались на ветру разновеликие и разномастные вымпелы, где я и была сдана с рук на руки Дзуроху. Приветливо скалящийся бородач торжественно ввел меня внутрь, с порога объявил все мои титулы и заслуги перед отечеством и представил своих «коллег». Затем я обменялась поклонами, положенными в таких случаях заверениями в безмерной радости по поводу долгожданной встречи и тому подобными перлами словоблудия с доброй дюжиной человек, на чем официальная часть закончилась, и начался пир горой.
Надхе, всячески выказывая уважение и восхищение, поднесли на серебряном блюде огромный кусище парной говядины, и она, отведя душеньку, теперь с благодушно-расслабленным видом сыто жмурилась у огня. Тем не менее одно ухо неотрывно отслеживало все мои перемещения. Меня тоже потчевали наперебой. «От пуза» было не только мяса — изумительно, кстати, приготовленного, — яств, мягко говоря, хватало.
Для начала я закопалась в глубокую миску, озадачившись дегустацией сушеных фруктов. Распознать сейчас в одинаково длинных и темных скукоженных дольках первоначальный вид и цвет плодов, подвергшихся экзекуции, было невозможно, а вот на вкус я отметила и целенаправленно выбирала два сорта — явный гибрид яблока и финика и нечто среднее между грушей и дыней.
От увлекательных раскопок меня оторвал Дзурох, шумно приземлившийся рядом со словами:
— Хватит уже траву жевать! Забыла?
— О чем бы это? — удивилась я и только восхищенно присвистнула, глядя, как вождь вытягивает из-за пазухи длинную синюю бутыль знакомой формы. — Тарнигальское белое?! Неслабо!
Когда же бородач заговорщицким шепотом, каверзно подхихикивая, на ушко поведал мне, у кого именно он сторговал эту экзотику, я добрых минут пять покатывалась от смеха.
— Неужели больше негде было взять? — Я кое-как утерла мокрые щеки.
— Обижаешь! Просто решил порадовать редкую гостью.
— В «яблочко»! — Я от души хлопнула улыбающегося бог знает во сколько зубов здоровяка по широченному накачанному плечу.
До сих пор ни один брудершафт не доставлял мне столько положительных эмоций! А что там по этому поводу мог подумать «не мой нелюдь», к тому же еще и раскулаченный на редкое вино, мне почему-то было совершенно фиолетово…
Поскольку предстояла еще культурная программа, я взяла себя в руки и не стала чересчур увлекаться чревоугодием, а вскоре и вовсе ускользнула из шатра. Уж если в кои-то веки попала на местные народные гуляния, надо хоть впечатлений впрок поднабраться, скоро будет не до того… А народ между тем развлекался вовсю. Всеобщее приподнято-благодушное настроение буквально разливалось в морозном воздухе — правда, с весомой примесью «самодурного» перегара.
Для начала я немного потолкалась в толпе болельщиков, азартно заключавших пари на победителей в местной разновидности армрестлинга, и успела отказаться от участия и в состязании, и в спорах. Поединки на копьях и коротких мечах привлекли мое внимание на гораздо более долгое время — настолько эффектным было зрелище! И перетягивание каната меня здорово развеселило: все участники щеголяли обнаженным торсом, а роль разделительной полосы играла впечатляющая куча свежего лошадиного навоза, так что спорить о том, кто победил, не приходилось, да и стимул опять же был что надо…
В конце неторопливых блужданий по принципу «куда кривая вывезет» меня прибило к довольно многочисленной группе весьма оживленных воинов, которые развлекались метанием кинжалов и дротиков. Ну с последними — это не ко мне, а вот кинжалы… Я раздухарилась настолько, что недолго думая затесалась в ряды участников.
Правила были предельно просты: выходишь к проведенной в притоптанном снегу черте и бросаешь. После каждого тура мишень относят на десяток-другой шагов дальше, самые «мазливые» выбывают, а победителю в итоге достается оружие последнего побежденного. Довольно быстро ряды участников поредели («самодур», да еще в таких количествах, вещь серьезная, как ни крути!), а еще через некоторое время осталось только двое финалистов — я и сын одного из прибывших вождей.
Пристальный взгляд его странно светлых глаз уже несколько раз вынуждал меня оборачиваться, но посмотреть на него в упор так ни разу и не удалось. Зато сейчас, пока он выходил из гомонящей толпы и присматривался к заново установленной мишени, я разглядела его как следует. Эффектная внешность, ничего не скажешь, явно чувствуется примесь иной крови: длинные волосы и ровные брови сажево-черные, но глаза в пушистых черных же ресницах серо-зеленые. Кожа намного светлее, чем у соплеменников, да и черты лица мягче. Высокий, широкоплечий, узкобедрый, он двигался с неторопливой грацией крупного хищника и выделялся среди коренастых бородатых здоровяков, как породистый скаковой конь среди тяглового поголовья.
