Осторожно перешагивая через сидящих и лежащих на полу людей, до травника добрался Вильям и опустился рядом. Огляделся, ища где повесить лютню, ничего не отыскал и положил её с собою рядом. Брезгливо покосился на рог с пивом в руках у травника, который не мыли, должно быть, с той поры, как отпилили его у быка. Поскрёб под мышками, поморщился — в тепле оживали не только люди, но и блохи.
— И как они живут здесь, в этаком свинарнике?
Жуга невозмутимо дожевал остатки каши и облизал свою тарелку. Вытер бороду и губы рукавом, швырнул в огонь баранью кость и усмехнулся.
— Молись, чтобы Торкель тебя не услышал, — сказал он и потянулся. — Не умеешь ты уют ценить, Вильям. По мне так большего не надо. Нет ничего лучше, если за окном непогода, а у тебя горит очаг и есть чего поесть и с кем поговорить. Думаешь, в Исландии будет лучше?
— Нет, но…
— Ну и молчи. А лучше б спел чего, порадовал хозяев за гостеприимство.
Однако с предложением своим травник запоздал — викинги и сами уже дозрели до песен. Пели громко, по-норвежски и без музыки, в куплете умолкали, слушая того, кто запевал, а припев подхватывали вразнобой, грохоча об стол рогами и пивными кружками. Спели о странствиях Тора Отважного, потом о Валиване и про плавание Торира Собаки за идолом из золота в страну восточных дикарей. Потом девчонка лет тринадцати с раскосыми глазами — дочка керла Гудмунда, краснея и смущаясь, спела песенку про Иддан Хармунг и была встречена восторженными воплями, а после Рой надул свою волынку и уже никто не вспомнил про Вильяма. Бард с облегчением вздохнул, взял себе ещё хлеба с мёдом и откинулся на шкуры.
Жуга огляделся, ища глазами Тила. Оказалось, эльф с дракошкой выбрали укромное местечко возле загородки и теперь молча сидели и слушали, как другие поют. За исключением двух малышей никто их не беспокоил, хотя на дракона косились частенько. Остальные занимались кто чем. Хельг заглядывался на девок, Магнус и Грюммер достали кости и теперь трясли кожаным стаканчиком. Бранд что-то втолковывал Сигурду, тот хмыкал, после чего Бранд всякий раз апеллировал к Арвидасу. Литвин невозмутимо качал головой и что-то говорил, причём, как понял травник по движенью губ, всякий раз одно и то же — что-то вроде: «Да перестаньте вы спорить, горячие норвежские парни». Толстяк Винцент уже храпел. Пиво помаленьку затуманивало мозг, травник тоже прикрыл глаза, прислушиваясь к пению норвегов. То был холодный северный язык, певучий и по-своему красивый, но в мелодиях и песнях странным, непонятным образом удлинялись звонкие согласные. Глухие, впрочем, тоже удлинялись. Некоторое время Жуга обдумывал это, а когда снова поднял голову, увидел, что к нему направляется Ашедук.
Гном остановился. Глянул на обоих сверху вниз.
— Аой. Присяду?
Жуга подвинулся.
— Валяй.
Гном опустился на шкуры. Отхлебнул из рога, который держал в руке.
— Ну что, Лис, продолжим разговор?
— Я думал, мы закончили. О чём ты хочешь говорить? Опять об этом мече? Я уже понял всё, что ты сказал про Аса Локи. Это мои заботы, что тебе до них?
Вильям подобрался и весь обратился в слух. Впрочем, Ашедук не обратил на барда никакого внимания.
— Вообще-то Локи не Ас, — сказал гном, — и даже не Ван. Он из рода великанов, но Асы разрешили ему жить в Асгарде за его ум и хитрость. Хотя его проделки и шалости доставили им много хлопот… Взять хотя бы историю с волосами Сиф или с яблоками Идун, не говоря уже о том, как они на пару с Тором нарядились в женские платья, чтобы выкрасть Мьёльнир у великана Трима… Но сейчас я хотел бы поговорить о его детях. Однажды Локи забрел в Ётунхейм и прожил там три года у великанши Ангрбоды. Она родила ему трех детей: девочку Хель, змею Ёрмундгад и волчонка Фенрира. Когда Асы узнали о том, Хель сделали повелительницей страны мёртвых — тех, кто не достоин жить в Вальгалле. Ёрмундгад поселили на дне моря, и там она росла, пока не опоясала всю землю. Тогда её стали звать Митгард — «Змея Мира». Волчонок Фенрир по сравненью с ними казался безобидным. Он был весёлый и ласковый, понравился богам и так и жил в Асгарде, пока не вымахал в такое чудовище, что никто, кроме бога войны Тира, не решался подойти к нему. Тогда его посадили на цепь подальше от Асгарда, да и то не сразу.
— Я слышал про эту историю, — задумчиво сказал Жуга. — Про то, как он порвал две первые цепи и гномы сковали третью. Какая-то чепуха про кошачьи шаги и корни гор.
— Не чепуха, — Ашедук важно поднял палец и почему-то долго на него смотрел. Вздохнул. — Далеко не чепуха. Лединг и Дромми были из металла. А Глейпнир сделали из корней гор, шума кошачьих шагов, бород женщин, слюны птиц, голоса рыб и сухожилий медведей. Кошачьи шаги с тех пор бесшумны, у женщин нет бород, у гор — корней, у птиц — слюны, у медведей — сухожилий, а у рыб — голоса.
Травник усмехнулся, провёл рукой по волосам. Усмехнулся опять.
— Я кажется с ума сойду от этих странных оборотов, — сказал он. — Ну, что касается корней у гор, то вам виднее, я под ними не копал. Слюна у птиц, я думаю, имеется, да и сухожилия у медведя тоже, так что тут вы маху дали. Занимательно, конечно, только что с того?
Гном усмехнулся:
— А кто говорит, что у Локи были только эти дети? Никто не может знать, где он шатался между делом.
Жуга склонил голову набок:
— Не понимаю…
— А Слейпнир?
— А что — Слейпнир?
— Слейпнир, конь Одина, — двараг смотрел на травника глаза в глаза. — Ты знаешь, откуда он взялся? Однажды великан Гримтурсен подрядился строить стену вокруг Асгарда, а в уплату потребовал Фрею. Локи тогда выторговал у него, что если к назначенному сроку хотя бы одна часть стены не будет достроена, тот ничего не получит. Стену он тогда почти достроил — его конь уж больно хорошо ему помогал, и боги в страхе на Локи наехали, дескать, спасай, а то убьём. И вот, когда великан повёз в Асгард последний воз с камнями, из леса вдруг выбежала кобылица. Конь оборвал постромки и припустил за ней, великан понял, что его надули, в ярости напал на богов и Тор его пришиб. Жеребец исчез. А что касается Локи, который и превращался в ту кобылу, — то он впопыхах заколдовал себя на такой длинный срок, что ещё примерно с год оставался лошадью и произвел на свет жеребенка с восемью ногами. Это и был Слейпнир. Что скажешь теперь?
Травник невольно улыбнулся рассказанной гномом истории.
— Забавно получается, — сказал он. — Локи доверяли все секреты, порой просили помочь, он спасал Асов едва ли не чаще, чем дурачился над ними, хитрец, бог-джокер, непостоянный, как его огонь… Если так пойдёт и дальше, то ещё немного, и он начнёт мне нравиться.
