Нет, хватит. Развезло тебя не ко времени, Илен Палахар. В первый раз тебе что ли, иметь дело с невинно убиенными? Прекрати-ка ты страдать, закрой шкатулку и займись делом. Записями своими, например.
М-да, такого объемного дела у меня еще не бывало. Ладно. Пишем.
"Кальсаберит допрашивал Каоренца. Выяснил ли он, что Адван — сетевик? Есть сведения также, что он допрашивал Альсарену. Вопрос — знает ли он о засаде?"
Лишь в том случае, если он настойчиво интересовался только моими действиями. Получив в руки сетевика, не попытался ли он под шумок выведать какую-нибудь политическую информацию? Все-таки кальсаберит, и, насколько мне известно, не чуждый прикладной, так сказать, игры… Информации он не получил, а получил… вот именно. Труп. Уж этим Сеть своих птенцов экипирует чуть ли не в первую очередь. Капсула с ядом под зуб. Гипнотическая формула-заклинание, останавливающая сердце. Мало ли хитростей. Парень натянул Арамелу нос. Но сам погиб. Не рассчитал, похоже, своих возможностей. Все-таки жаль. Умничка, и техника прекрасная. Впрочем, боюсь, после Треверргарских приключений Сеть бы сама отказалась от его услуг. Слишком он тут засветился. А там — отставка, или что… хватит, старая кочерыжка. Это уже не твое дело.
"Претендент на роль убийцы погиб на допросе. Кальсаберит вынужден что-то делать с трупом. Попытка подвязать Альсарену?"
Умерший под пытками — позор для уважаемого святого отца. Этот факт требуется срочно замаскировать. Допрос Альсарены — не желание ли поставить ее на место погибшего убийцы? Или, скорее, на место соучастника? Погоди-ка, погоди. Вероятно, правда о Мотыльке всплыла — на допросе, а может раньше, и на допросе только подтвердилась, — и наш сторожевой пес собрался перевешивать свои преступления на хрупкие женские плечи. Пошантажировав ее немного, предложил побег, и она согласилась (куда ей деваться). Тогда он очень пристойно смог бы подвязать и труп Каоренца, и обвинение младшей Треверры, и крылатую нечисть. Вернее, трупы всех троих. Как удачно! Девчонка и вампир могли нарассказать лишнего, заодно избавимся от очередного Треверра.
Но откуда взялся дракон?
Имори прав, их все-таки было двое. Обитатель развалин, колдун, некромант, владелец рептилеобразной твари — и кальсаберит. Они сообща договаривались сожрать Треверров, а потом уж разбираться друг с другом. Очевидно, разборки в их партии начались несколько раньше, чем отец Арамел мог ожидать.
"Так называемый "колдун", послал дракона якобы на помощь, или вообще в самый неожиданный для Арамела момент, и вывел сообщника из игры. Вернее, вывел его из игры, как военную силу (сам Арамел остался жив — не случайно)."
Арамел еще сделает свой ход. Посмотрим. В любом случае, эта куча трупов не в компетенции Илена Палахара. Вне зависимости от того, кто стоял за спиной у дракона.
Интересно все-таки, что рассказала кальсабериту Альсарена? Припомнила ли она о нашем с Каоренцем договоре? Совсем ведь была никакая, хоть обещала держать смерть Гелиодора в тайне.
Ладно. Двое слуг, закамуфлированные под нас с секретарем, поехали в столицу не просто так. Кроме писем от господина Ульганара и Эрвела Треверра с просьбой о продлении отпуска по семейным обстоятельствам они повезли приказ о выделении господину Илену Палахару отряда городской Стражи. Так что, господа, вы-таки дождетесь подмоги, и не обязательно все окажетесь на леднике. Даже раньше, чем Мельхиор Треверр привезет своих (если привезет). В любом случае, похороны откладываются, покуда престарелый глава семьи не объявится сам или от него не придут какие-либо известия.
Итак. Поведение Каоренца с самого начала было парадоксальным. Повел себя странно и отец Арамел. Зачем мне выбиваться из столь изысканного ансамбля? Я тоже поведу себя странно — я останусь здесь и буду ждать, хоть мой секретарь и считает засаду бессмысленной. И даже если (что весьма спорно) девочка проболталась обо мне, Арамел будет уверен, что после трагедии в Ладараве я обязательно выйду. А вот я не выйду. Что вы тогда сделаете, глубокоуважаемый святой отец?
Ваш ход.
Мне было тепло и хорошо. Спокойно, тепло и хорошо. Не хотелось открывать глаза. Но, раз проснулся, надо вставать…
Рядом сидела Орва.
Лираэнская прическа. Да, ты любила по-хитрому заплетать волосы. Няня Норданелл звала эту прическу "бараньими рогами"…
Откуда же ты взялась здесь, сестренка? И почему не пришла, когда я звал тебя? Почему не подала весточки?
— Как все это понимать?
Она ответила почему-то на лиранате:
— Спокойно, спокойно, это я. Я здесь, все хорошо.
— Вижу, что ты, — лиранат так лиранат, — Где ты шлялась? Остальные где?
Я там вопил, как не знаю кто, звал, а они…
— Все хорошо, — сказала Орва. — Все здесь, отдыхают в другой комнате.
Отдыхают?
Значит, они не бросили меня, значит, им просто хватило того выкупа, что я приносил раньше, и они действительно ушли, и уже не могли мне ответить…
Родные… Я все-таки сделал его, мое дело.
— Хорошо, — погодите-ка… — А ты почему здесь? Ты разве уже — вернулась?
— Да, — улыбнулась Орва, — вернулась. Я теперь здесь, с тобой. Все хорошо.
Так вот почему — лиранат, лираэнская прическа… Лираэнская одежда, правда, слегка потрепанная… Моя сестренка вернулась — не гироткой. Лираэнкой вернулась моя сестренка.
— И ты меня помнишь?
— Конечно, — вздохнула, улыбнулась печально:- Как же мне тебя не помнить?
"— Память целиком — зачем она? — Таосса усмехается, — Много лишнего. Остается только самое важное. Эхат.
— Не понимаю.
— Память тепла, Эрхеас. Память тепла. Эхат."
— Значит, они правы…
— Само собой, — кивнула Орва.
— Понимаешь, я не верил. Я думал — как человек может взять с собой память о прошлом в следующую жизнь?
— А, вот ты о чем, — тихонько проговорила Орванелл, — Да, конечно, элементарно — берешь память с собой, — и опять улыбнулась.
Сестренка, если бы ты знала, как я счастлив, что холодноземцы правы!..
Мы ведь с тобой были очень привязаны друг к другу, сильнее, чем к старшим, и чем они между собой. Всего два года разницы… Я никогда не был особым буяном, а ты… Отец говорил, что у него трое сыновей — Дагварен, я и ты. Ты верховодила в мальчишеских компаниях, Орва, ты говорила, что хочешь в следующий раз родиться в Каорене, и, если получится — мужчиной…
— Вот и Таосса говорила — что-то все равно остается. Самые сильные привязанности — их чувствуешь, и можешь даже вспомнить. А я не верил…
— Нет, все правда, — сказала Орванелл, — Что-то всегда остается.
