– Конечно. Конечно, девочка моя. Все будет так, как ты захочешь…Ты… – взглянув на нее повнимательнее, проговорил мужчина. – Ты совсем не изменилась.
– А я должна была?
– Ну… Видишь ли, девочка моя, ведь с тех пор, как дракон унес тебя, прошло три года.
– Целых три?! – она оторвала лицо от груди отца. В ее глазах удивление соединялось со страхом.-Но этого не может быть! Я думала… Я была уверена – все случилось только вчера! Я не могла спать так долго! – и, все же, вглядываясь в черты отца, она видела в них след, оставленный этими долгими годами жизненного пути. Волосы совсем поседели. И морщины… Раньше их было меньше… Или все это ей лишь показалось?
А люди все выходили и выходили из врат…
– Великий бог, – глядя на них – пусть растерянных, неуверенно державшихся на ногах, таращивших по сторонам, ничего не видя, но живых и здоровых, прошептал маг, – Ты вернул нам их целыми и невредимыми!
Из глаз Хранителя потекли слезы. Быстро мигая, стремясь таким образом унять резь, он смотрел на тех, кого все уже считал потерянными навеки, и в чьей смерти винил себя все минувшее время. Не было ни дня, чтобы хозяин города не вспоминал о них, не молил богов о милосердии, прося о воздаянии для пошедших на самопожертвование если не в жизни, то после смерти. И вот его молитва оказалась услышанной…
Возвращенные повелителем небес сбивались в толпу у врат. Никто не плакал, горюя по потерянным годам, никто не смеялся, радуясь счастливому избавлению, возможно, просто не понимая, через что им выпало пройти, какое испытание они оставили позади. Для них все случившееся было только сном, лишь сном. И теперь, пробудившись, им нужно было время, чтобы понять, что с ними на самом деле произошло.
Пока они приходили в себя, врата, пропустив еще одну недавнюю жертву дракона, замерцали ровным светом. Однако они не закрывались.
Евсей качнул головой. До этого мгновения он и представлял себе, как много горожан были принесены в жертву дракону. Нет, он, конечно, знал, что обряд совершался каждое полнолуние в течение трех лет, однако… Ему почему-то казалось, что речь идет о единицах, ну, дюжине, пусть даже двух дюжинах… Но летописцу и в голову не приходило подсчитать… В конце концов, какое ему было дело до чужаков? Но когда все они предстали у него перед глазами, караванщик просто не мог не заметить, не обратить внимание на то, как их много.
"Это ведь целый караван! – Евсей переводил взгляд с одного из вернувшихся на другого. Тут были и взрослые, в расцвете сил, и молодые, едва переступившие грань испытания, и совсем маленькие дети. Жребий не выпадал разве что старикам и младенцам. – И не маленький караван… Окажись они в замерзшем городе, то могли бы стать зерном его новой жизни… Конечно, если бы среди них был наделенный магическим даром… – и тут ему пришла в голову мысль… А что если таким и был план богов? Не господина Шамаша, конечно – повелитель небес действовал бы открыто. Он, объяснявший свои поступки и искавший в глазах смертных понимание, не стал бы играть жизнями и судьбами смертных так, словно они не более чем бездушные куклы у Него в руках. Но другие…
"Вот именно, другие, – мгновение спустя, поджав губы, с долей обиды подумал он, – для большинства небожителей мы и есть куклы – безвольные, безропотные, во всем послушные…" -Все вернулись? – между тем, повернувшись в Хранителю, спросил жрец. – Мне кажется, все.
– Нет, – качнул головой маг.
– А кого нет? – тот закрутил головой, вглядываясь в лица возвращенных. Гешт помнил всех, принесенных в жертву. Он помнил бы их, даже если б не хотел – лица людей намертво запечатлелись в глазах служителя, чтобы не забыться даже в вечном сне, наполняя его метанием и скорбью. Однако же теперь, держа перед глазами лица, сравнивая их с тем, что хранилось в памяти, перебирая вновь и вновь, он никак не мог отыскать того потерянного.
– Шата, – в отличие от старого друга, магу не нужно было искать, чтобы найти.
– Твоего сына? – Гешт еще больше удивился, а затем, видя скорбь в глазах Хранителя, продолжал, стремясь как-то поддержать, успокоить его. – Наверное, он просто задержался… Мало ли что… Может, господин Шамаш захотел поговорить с ним…
– Почему именно с ним? Шат не наделен даром. Он – самый обычный смертный.
– Ну, знаешь… – Гешт пожал плечами. – Никому, кроме небожителей, не ведомо, почему все происходит так, а не иначе. Может быть, такова была его судьба – покинуть завратный мир позже других…
– Или не покинуть его вовсе!
– Зачем богу отпускать всех, оставляя одного?
– Чтобы наказать меня. За то, что я, нарушая Его волю, совершал обряд жертвоприношения!
– Ты думал, что следовал Его воле.
– Думал. Но теперь-то ясно, что я ошибался!
– Если так, то наказывать следовало бы и меня.
– У тебя нет детей!
– Но есть племянники. У которых растут дети… Гешт, я не знаю, почему никому из них не выпал черный жребий. Возможно, он ждал их впереди, может быть, те боги, что ополчились на наш город, готовили для них нечто еще более ужасное… Ты что же, винишь меня за то, что…
– Нет, – не дал ему договорить Хранитель,-конечно нет, прости меня. Просто… – он провел ладонью по лицу, словно смахивая еще не успевшие скатиться с век слезы, качнул головой. – Не знаю, что на меня вдруг нашло. Наверное, просто я забыл о том, кто я есть. И, чувствуя себя простым смертным, оказался не в силах радоваться вместе с другими избавлению их родных, когда эта радость обошла стороной меня самого.
Стоило ему сказать это, как луч пламени, матовым потоком лившийся из врат, вздрогнул, затрепетал, выпуская из неведомых пределов еще одного человека. В первый миг контуры его фигуры были неясными, черты лица неразличимы. Но стоило ему отойти от источника света всего лишь на шаг, как они прояснилось…
Вздох облегчения сорвался с губ Хранителя.
– Шат! – он бросился к сыну.
Все, собравшиеся на поляне, повернулись к ним. Даже Атен, отвлекшись от своих мыслей, взглянул на последнего из вернувшихся горожан. И, приподняв брови, с сомнением качнул головой. Собственно, он и прежде обращал внимание на то, что дети наделенных даром почти всегда ничего из себя не представляли. Он не встречал ни одного сына Хранителя, который был бы наделен даром. Другое дело – внук. или племянник. В общем, кто-то из родственников, но не сын.
А этот… Он не походил на отца вообще ни в чем, даже внешне, являя собой его полную противоположность – невысокий сутулый толстячок с кривоватыми ногами и неуклюжими лапами-руками. Черты лица расплывчаты, маленькие бусинки глаз. В общем – некрасив даже для бедного ремесленника, не то что сына хозяина города.
Единственно, чем, по-видимому, боги не обделили его, был ум. Не хитрость, не изворотливость – а именно чистый, просветленный ум мудреца.
