И умер.
Оцепенев, Итковиан вытащил сапог из стремени, перекинул больную ногу через тело животного и свалился на землю.
На холме справа он увидел Скаллу, та слезала со своей лошади — склон победил и её. Женщина принялась карабкаться вверх. Остряк и его войска прибыли. Вернувшись в человеческое обличье, они столпились на холме и, казалось, ничего не предпринимали.
Итковиан отвёл взгляд и заковылял вдоль дороги, которая выпрямилась на последнем участке до поля перед мостом и города за ним.
Леденящий душу страх.
Его бог пропал. Его бог не мог отразить подобного ужаса, как сделал это однажды, месяцы назад, на равнинах к западу от Капастана.
Горе и утрата, каких он ещё никогда не испытывал.
Истина. Которую я знал. В сердце. Сокрытая ранее, теперь открыта. Но я ещё не закончил. У меня ещё есть дело.
Он шагал, не видя солдат справа и слева. Вышел из неровного строя, оставляя позади стоявшую с опущенным оружием армию, сломленную ещё до начала битвы — сломленную смертью одного-единственного человека.
Итковиан не обращал внимание ни на что. Он достиг спуска и продолжил идти.
Вниз.
Туда, где перед восьмью сотнями к’чейн че’маллей ждали ряды т’лан имассов. Т’лан имассов, которые — все, как один, — медленно повернулись.
На вершине холма вспыхнули Пути.
Остряк проревел приказы своим последователям занять места на южном склоне. Долгое время он неподвижно стоял, всё ещё содрогаясь от силы своего бога. Обещание убийства заполнило его, невозмутимое, но уверенное намерение хищника, которое он уже чувствовал однажды в городе, оставшемся далеко на севере.
Его взгляд был слишком острым, каждое движение привлекало внимание. Он осознал, что сжимает в руках сабли.
Остряк видел, как из врат Пути вышел Орфантал, за ним появился Бруд. Он видел Скаллу Менакис, смотревшую на три трупа. Затем Воевода протолкнулся мимо неё, бросил на тела короткий взгляд и отправился к четвёртому телу, лежавшему ближе к месту, где стоял Остряк. Женщина тисте анди. Два человека присели рядом с ней. Один, чью душу по-прежнему сжимала свирепая хватка магии Хаоса. Вторая… Серебряная Лиса, по её круглому лицу текли слёзы.
Он видел Круппа, рядом с которым стояли Хетан и Кафал. Даруджиец был бледен, с остекленевшим взглядом, казалось, он вот-вот упадёт в обморок. Странно, что не горе так ударило по даруджийцу. Он видел, как Хетан неожиданно потянулась к Круппу ещё прежде, чем тот упал.
Но того, кого Остряк высматривал, нигде не было видно.
Он отправился на южный гребень, чтобы оглядеть расположение своего Легиона. Последователи готовили оружие. Ниже собирались «Серые мечи», явно готовясь наступать на город…
…город, укрытый дымом, полыхающий вспышками колдовства и взрывчатки, город, разрывающий сам себя на части…
Остряк наконец отыскал взглядом нужного ему человека.
Итковиан.
Идёт к т’лан имассам.
Резкий крик прозвучал с холма за спиной Остряка. Он повернулся и увидел, как Серебряная Лиса отстраняется от Корлат, оборачивается…
Но десятки тысяч т’лан имассов теперь смотрели на Итковиана.
Остряк видел, как его друг медленно шёл, пока не остановился в двадцати шагах перед неупокоенными воинами.
Поняв, Серебряная Лиса закричала и бросилась бежать…
О да, Призывательница. Ты хотела натравить их на к’чейн че’маллей.
Остряку не нужно было стоять близко и слышать Итковиана, чтобы узнать, что́ тот сказал безмолвным т’лан иассам.
Вам больно. Сейчас я приму вас…
Он почувствовал растущий ужас своего бога, пересиливающий его собственный…
Когда т’лан имассы ответили.
Упав на колени. Склонив головы.
Ах, Призывательница…
А теперь было уже слишком поздно.
Невозможно правдиво передать миг предательства, ибо, скрытый в себе самом, он приносит такое внезапное понимание, что человек готов отдать собственную душу, лишь бы отменить произошедшее. Невозможно правдиво передать предательство, но изображение Ормулогуна — подходит чрезвычайно близко к тому идеалу, которого только может надеяться достичь смертный…
Н’арул. Комментарий к «Смерти Скворца» Ормулогуна
Звук шагов в зале сообщил, что в храм явился ещё один гость — Колл понятия не имели, званый ли. Поэтому даруджиец оторвал взгляд от двух Рат’жрецов, которые стояли на коленях у погребальной камеры, и увидел, как в двери входит фигура в очень просторном балахоне. Несмотря на отсутствие маски, лицо человека казалось до странности неразличимым.
Доспехи звякнули, когда Рыцарь Смерти обернулся к пришедшему.
— К’рул, — проскрежетал он, — мой Повелитель приветствует тебя в своей священной обители.
К’рул? В Даруджистане ведь есть один старый храм с колокольней — К’руловой колокольней. Это кто-то из Старших… Колл чуть повернул голову, перехватил взгляд Мурильо, увидел, как на лице его друга проявляется понимание. Старший бог вошёл в этот храм. Стоит в полудюжине шагов. Храни нас Беру! Ещё один кровожадный ублюдок родом из седого прошлого… К’рул направился к Мхиби. Положив ладонь на рукоять меча, Колл шагнул наперерез Старшему богу. От страха у даруджийца пересохло в горле.
— Стой, — прохрипел он. Сердце бешено колотилось, Колл посмотрел в глаза К’рулу и… ничего в них не увидел. Совсем ничего. — Если ты удумал перерезать ей горло на алтаре, то знай — я тебе это дело не облегчу, Старший ты бог или нет.
На другой стороне погребальной ямы Рат’Тогг ахнул и разинул беззубый рот.
Рыцарь Смерти издал странный звук, который, видимо, заменял ему смех, затем проговорил — чужим голосом:
— Да уж, в смелости смертным не откажешь.
Мурильо поднялся и встал рядом с Коллом, дрожащей рукой сжал рукоять рапиры.
К’рул взглянул на неупокоенного воителя и улыбнулся.
— Это их самый замечательный дар, Худ.
— Возможно. Пока он не толкает их в драку. Затем лучшим ответом на такой дар будет уничтожение.
— Твоим ответом. — Старший бог обратился к Коллу: — Я не желаю вреда Мхиби. Воистину я здесь, чтобы принести ей… спасение.
— Тогда, может, объяснишь, — резко бросил Мурильо, — зачем тут могила?!
— Со временем это станет понятно… надеюсь, что станет. Знайте: кое-что произошло. Далеко на юге. Нечто… неожиданное. Последствия неизвестны — никому из нас. Тем не менее, настало время Мхиби…
— И что именно это означает? — подозрительно осведомился Колл.
